Джозеф открыл рот и издал пронзительный крик. Он был крошечным клоном моего мужа, и его темные глаза были прикованы к моим. Я не знала, что дети могут свирепо смотреть, пока не встретила своего сына. Этот мальчик хотел перекусить, и он хотел этого сейчас.

Церемония наречения должна была начаться в пять часов. Сейчас было шесть.

Тея и Джексон закрыли бар на два часа, чтобы мы могли провести это семейное мероприятие, прежде чем снова открыться для ежегодной новогодней вечеринки. Если бы я ушла кормить Джозефа, нас бы не было по крайней мере тридцать минут, и церемония была бы поспешной.

— Я должна была покормить его час назад.

— Все будет хорошо, — сказал Дакота. — Он не голоден.

Джозеф снова хмыкнул, назвав своего отца лжецом.

Дакота усмехнулся и взял у меня из рук нашего двухмесячного сына. В тот момент, когда он положил ребенка себе на плечо, суетливость Джозефа прекратилась.

Дакота был шептуном Джозефа.

Наш ребенок беззаветно любил своего отца. Он терпел меня, но это было главным образом потому, что я была необходима для еды. За последние несколько недель ребенок превратился в пищевую машину. Его щёчки превратились в толстенькие булочки, и я превратилась в его личный молочный автомат.

Мы с Дакотой забеременели через месяц после нашей свадьбы, во время нашего затянувшегося медового месяца. Мы решили пожениться в канун Нового года в прошлом году, всего через месяц после того, как Ксавье выписали из больницы после удаления желчного пузыря.

Моя семья дразнила меня за то, что я в очередной раз довела своего свадебного организатора до исступления в кратчайшие сроки. Но на этот раз все были в хорошем настроении. Они так же, как и я, стремились к тому, чтобы Дакота официально присоединился к нашей семье.

Врачи разрешили Ксавье путешествовать, но мы не хотели, чтобы он летел через всю страну. Поэтому вместо пышной свадьбы в городе, как в моих предыдущих браках, я выбрала элегантную свадьбу в кругу близких родственников и друзей здесь, в Монтане.

Мое платье было простым, на треть меньшим по объему, чем его предшественники. Это было то, которое я бы сохранила и передала дочери, если она у нас будет. Сшитое полностью из шифона, его свободные рукава доходили до локтей, лиф присборен на талии, а юбка вздымалась до пят. Если бы не глубокий V-образный вырез спереди и сзади, некоторые назвали бы его простым.

Я назвала его идеальным.

Мы с Дакотой поженились в небольшом конференц-зале на берегу озера. Это была не деревенская свадьба — я сказала своему организатору свадеб, что ее уволят, если в поле зрения попадется подкова или колесо от повозки. Это были мы, смесь простых корней Дакоты и моего гламура.

Я в последний раз шла по проходу под руку с папой, не замечая зелени и белых цветов, украшающих зал. Я не замечала золотого сияния ламп, подвешенных к потолку, или улыбок на лицах моих друзей. Я скучала по счастливым слезам в глазах моей матери.

Все, что я видела, был Дакота, стоящий у алтаря.

Который ждёт меня.

Погоня была окончена.

Теперь пришло время играть на опережение.

Мы произнесли наши клятвы и приурочили церемонию к поцелую в полночь. И с этого поцелуя начался лучший год в моей жизни.

Дакота уволился из бара через пару недель после свадьбы, и мы отправились в долгий медовый месяц. После остановки в городе, чтобы проверить танцевальную студию, а также утвердить новое место для второй студии, мы отправились на три недели в Европу.

Сильная утренняя тошнота прервала нашу поездку, и мы вернулись в город, чтобы переждать первые несколько месяцев моей беременности.

Затем мы вернулись в Монтану, чтобы провести время с его семьей и приступить к проекту страсти Дакоты.

За последний год он восстановил десять разных домов в резервации. Он контролировал все операции, координируя строительные компании и компании по управлению недвижимостью, чтобы помочь нуждающимся семьям переехать в новые дома.

За неделю до Рождества совет племени наградил его как члена племени года. Они также собирались почтить его на своем ежегодном родео следующим летом. Его мама делала мне расшитый бисером пояс из оленьей кожи, чтобы надеть его по этому случаю.

Линди спросила, может ли она оставить награду рядом с той же наградой, которую его отец получил много лет назад. Они висели бок о бок на стене ее гостиной рядом с семейной фотографией, которую мы все сделали этим летом.

Мне было нелегко пробиться в их семью. Меня там не очень взлюбили сразу. Коко по-прежнему было труднее всего смириться с тем, что я стала постоянным элементом в жизни Дакоты, но с каждым визитом в Браунинг все становилось проще.

Они начали разговаривать со мной, задавая вопросы о детстве в Нью-Йорке и о том, как идут дела в танцевальных студиях. И они обе души не чаяли в Джозефе, обычно унося его прочь, как только мы переступали порог дома Линди.