Я уставился на дорогу, поворачивая на съезд, который вел к дому. Сегодня я не смог сдержаться. Наблюдая, как они разговаривают с ней… флиртуют… пристают — мы не позволяли этого, когда Кеннеди была нашей.

Как я мог допустить это сейчас?

Я был разумным мужчиной во всем, кроме Кеннеди. Она открыла во мне безумие. Что я действительно хотел сделать, так это вонзить нож мужчине в глазное яблоко, перерезать горло, вырвать органы, пока они не разлетятся по полу, за то, что тот посмел прикоснуться к тому, что принадлежит мне.

Как уже сказал… Кеннеди открыла во мне безумие…

— От старых привычек трудно избавиться, — наконец протянул я, после того как понял, что думал о смерти мужчины слишком долго и забыл ответить.

Джек искоса посмотрел на меня, как будто мог читать мысли.

И, возможно, мог. Мы были друзьями так долго, что иногда казалось, что они знают обо мне все.

Конечно, когда-то я тоже испытывал такие чувства к Грейсону… и посмотрите, что случилось.

Я глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, пока не попал в дорожно-транспортное происшествие.

— Не думаю, что смогу остаться в стороне, — сказал Джек страдальческим голосом, хотя, казалось, из нас троих он делал все возможное.

— Какого хрена? — рявкнул Картер, ударив кулаком по сиденью рядом с собой. — Ты будешь держаться подальше. Мы потратили годы, чтобы обеспечить ее безопасность. И не собираемся упускать это сейчас.

За исключением того, что она все равно нашла бы нас… не так ли?

Разве это не значило что-то?

Мы больше ничего не сказали до конца поездки, Джек и Картер выпрыгнули из грузовика, словно тот загорелся, как только я заехал на подземную парковку.

Придурки.

Я остался в машине, пытаясь напомнить себе обо всех причинах, по которым мы остались в стороне — о годах тоски, ненависти к самим себе, которые пережили.

Но было не так просто, как раньше.

Ни в малейшей степени.

* * *

Я стоял под душем, обжигающая вода полосовала кожу ударами боли, пока пытался смыть это… чувство. Словно кожа была слишком натянута, как будто я могу сойти с ума, не прикоснувшись к ней.

Когда рука потянулась к члену, на меня тут же накатила слабость.

Она стояла передо мной на коленях, темные волосы покрывали грудь, сквозь них выглядывали розовые соски, кожа была скользкой от воды.

Словно все фантазии воплощались в жизнь.

Что, возможно, легко, потому что все фантазии, которые у меня появлялись с тех пор, как встретил ее, были о ней.

Она мило улыбнулась, прежде чем руки обхватили член, прикосновение было неуверенным и застенчивым. Что бы она подумала о пирсинге? Ее розовый язычок облизал нижнюю губу, прежде чем высунуться и лизнуть набухшую головку.

Кеннеди застонала, как будто я только что угостил ее мороженым, а яйца напряглись от этого звука.

Еще одно скольжение языка, ласкающего щелку, как кошка, ее руки скользят по моему члену, яйцам…

Блять.

Мои руки запутались в ее волосах.

— Моя хорошая девочка, — выдохнул я, когда она пососала чувствительную головку, всхлипывая от слов, сводивших ее с ума.

Кеннеди нравилось быть моей — нашей — хорошей девочкой.

Всегда нравилось.

Руки скользнули вниз, обхватывая ее подбородок, когда Кеннеди втянула меня глубже. Еще несколько минут, и я бы трахнул ее напротив…

Я зарычал, кончая, выкрикивая ее имя, горячая сперма брызнула на кафель… Оргазм был таким сильным, что в глазах потемнело.

Блять. Блять. Блять.

Как я должен так жить? Держаться подальше. Жить без гребаного сердца.

Я не мог кончить, не думая о ней.

Не мог дышать, не находясь рядом.

Начинало казаться, что я не смогу… жить без нее.

После всего, что случилось… что, черт возьми, я должен был делать?

С ней или без нее…

Я находился в полной заднице.

Я не преследовала хоккейную команду.

Может быть, только троих из них… немного.

С тех пор, как Картер смотрел на меня во время тренировки по фигурному катанию, стало любопытно. А потом еще Себастьян бросился защищать, потому что я была «частью команды». Они казались неразлучными с Джеком, поэтому было любопытно узнать о золотом мальчике команды.

И могла бы поклясться, что все трое наблюдали за мной, пока я наблюдала за ними. Время от времени, когда я видела их на арене, они смотрели на меня так, как будто знали. Затем отводили взгляд. Я хотела спросить, знают ли они, кто я такая, но, когда думала о том, чтобы сделать это, идея казалась безумной, отчего желудок сразу же сжимался.