Вероятно, это была единственная причина, по которой Грейсон до сих пор не дозвонился до меня… потому что человек, который сохранил мне жизнь, умер, так и не успев рассказать ему, что произошло.

— Зачем?! — Картер взорвался. — Он тебе не нужен!

Эти слова вывели меня из себя, и следующее, что я осознала, были слезы, катившиеся по моим щекам.

— Господи Иисусе, Картер! — Джек закричал на него, а затем притянул меня к себе и крепко обнял. — Все в порядке, — успокаивающе сказал мне Джек. — Все будет хорошо.

Слезы застилали мне глаза, когда каждый из них пытался утешить меня, их голоса были тихими и извиняющимися. Но, в конце концов, я не могла найти утешения ни в их словах, ни в их прикосновениях, не тогда, когда мое сердце, казалось, разрывалось на части.

— Пожалуйста, — прошептала я, задыхаясь от волнения, — я просто хочу лечь спать. Мне нужно побыть одной.

— Конечно, — пробормотал Картер с беспокойством в голосе.

Он повел меня в комнату для гостей, остальные молча последовали за нами. Они помогли мне лечь в роскошную кровать, плотно укутали одеялами, изо всех сил стараясь, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

— Прости, Кеннеди, — сказал Картер, нежно целуя меня в лоб, его глаза блестели от непролитых слез. — Я не хотел быть таким придурком. Я просто…

Он покачал головой, а когда моргнул, блеск слез исчез, и я не была уверена, что мне это только показалось. Он повернулся и вышел из комнаты.

Над ним нависла тьма, от которой я не знала, сможет ли он убежать… сможет ли он когда-нибудь полюбить меня и позволить мне любить Грейсона.

— Мы будем рядом с тобой, — пообещал Джек, касаясь губами моей щеки. — Несмотря ни на что.

— Приятных снов, — пробормотал Себастьян, нежно поцеловав меня в другую щеку, прежде чем выйти из комнаты, и дверь за ними тихо закрылась.

Я лежала в затемненной комнате, чувствуя мягкость простыней и тепло окутывающего одеяла. Но, несмотря на их попытки успокоить меня, я не могла избавиться от чувства беспокойства.

Конечно, я не могла заснуть. Мне просто нужно было побыть одной. Меня беспокоило, что Грейсон сошел бы с ума, узнав, что что-то случилось, и парни хотели сохранить это в тайне от него. Я хотела всех четверых своих мужчин. Это казалось невозможным, и это причиняло такую боль, что мне казалось, будто мне холодно и одиноко даже в гостевой комнате их роскошного пентхауса.

Я вздрогнула, задаваясь вопросом, не убеждаю ли я себя в том, что мне холодно без Грейсона в моей жизни. Или, может быть, из-за невероятно высоких потолков и окон от пола до потолка повсюду в пентхаусе было прохладно, по крайней мере, когда рядом со мной не было высокого, мускулистого, теплого хоккеиста, в которого я могла бы завернуться.

Поскольку в данный момент меня раздражали все эти высокие и мускулистые ухмыляющиеся мужчины в моей жизни, я решила раздобыть дополнительное одеяло. Я встала с кровати и открыла дверцу встроенного шкафа. Мне потребовалась секунда, чтобы найти выключатель, и когда я это сделала, то с удивлением обнаружила, что шкаф полон, а вдоль стены выстроились несколько сумок. На полке над сумками лежали несколько толстых, уютных мягких одеял и несколько дополнительных пушистых подушек, и я вытащила мягкое, флисовое одеяло и прижала его к груди.

Я чуть было не вернулась в комнату, так и не увидев больше ничего, связанного с сумками.

Но затем моё внимание привлек аккуратный почерк, наверняка Джека, выведенный маркером на клейкой ленте поперек одной из этих вещей.

Кеннеди.

Меня захлестнула волна замешательства, когда я потянулась к ближайшей сумке. Я бросила взгляд на дверь. Что, черт возьми, еще эти парни от меня скрывали?

Я осторожно подняла крышку и заглянула внутрь. Там были фотоальбомы, старая толстовка с капюшоном, несколько кукол Барби, знавших лучшие времена. Мои руки дрожали, когда я взяла маленького потертого плюшевого мишку, мех которого от старости слипся.

— С днем рождения, милая, — прошептала моя мама, ее глаза сияли. Она провела мишку по куче блестящих обернутых подарков на кухонном столе. — Сначала подарки? А потом шоколадный торт на завтрак?

Воспоминание пронзило меня, как удар током. Я едва могла дышать. Когда я попыталась сосредоточиться, напрячь память, все исчезло.

На долю секунды я увидела лицо моей матери, но теперь не могла его вспомнить — только очертания ее фигуры, ощущение темных волос, ниспадающих длинными свободными волнами. Волосы, как у меня.

Мои глаза внезапно увлажнились и затуманились. Я смахнула слезы, чувствуя себя так, словно убрала пыль, попавшую в глаза. Почему у парней были такие вещи? Они сохранили их для меня на случай, если ко мне вернется память? Почему, черт возьми, они мне ничего не сказали?

Одно дело — ждать, когда ко мне вернутся воспоминания, а не рассказывать мне об этом самостоятельно.…

Но эти предметы помогли бы пробудить мои воспоминания.