* * *

Я сидел на одной из уцелевших скамеек храма и смотрел в пустоту перед собой. Потрясенный, подавленный, опустошенный. Произошедшее не укладывалось в голове. Это была дикость. Настоящая, отвратительная, пугающая дикость! И совершило ее не чудовище. Нет. Виноват был человек…

Крики Густава стихли. Из склепа доносилось только чавканье и рык оборотня. Потом я услышал шаги. Он поднимался.

Тот, кто раньше был Натаном, вышел из склепа. С его клыков капала кровь, желтые глаза горели безумием.

— Натан, — я поджал губы.

Оборотень зарычал. Он меня не слышал. Уже нет. Но я все равно сказал то, что считал нужным:

— Натан, — повторил я. — Я не могу отпустить тебя, иначе погибнут другие. Те, кто не виноват в гибели твоей сестры. Так нельзя. Прости.

Запрыгнув на алтарь и сломав его, оборотень оскалился.

Это уже не Натан.

— Реквием. — Позвал я, и меч незамедлительно ответил на мой зов.

* * *

Бой закончился быстро. В отличие от меня, Реквиему было плевать, кого разить. Натан умер. Я убил его. Не проклятый меч… Я. Собственными руками. И пусть он умер быстро, легче мне от этого не стало.

Устало опустившись на скамью, я спрятал лицо в ладонях. Почему все так закончилось? Этот парень не заслужил такой судьбы.

Глухой стук отвлек меня. Я уставился на пол. Там лежал выпавший из-за пазухи дневник, найденный в землянке посреди леса. Записей там оказалось немного. Не без труда я разобрал корявый подчерк Себастьяна. Грубо, с ошибками, но он оставил на желтых страницах историю своей трагедии.

Я прочел о том, что жена Себастьяна была оборотнем. Старшей дочери проклятье не передалось, а вот сын родился оборотнем. Себастьян хранил природу сына в тайне ото всех, запирая его в лесной хижине во время обращений. Потом пропала Ренна. О том, как Себастьян замкнулся в себе, отдалился от сына, начал пить и потерял бдительность. Себастьян допустил ошибку и был укушен Натаном.

Захлопнув дневник, я безразлично бросил его на край скамьи — дальнейшую историю я уже знал. Себастьян, став оборотнем, учуял запах дочери. Он исходил от Густава, который…

Я закрыл глаза. Никогда бы не подумал, что добродушный с виду жрец способен на нечто подобное. Ренна была совсем молодой. Как он мог⁈ Еще и спрятал тело там, где никто бы не догадался искать.

Правду говорят, что самый страшный зверь — человек.

И почему я просто не умер в назначенный час? Почему оказался здесь? Чтобы увидеть… это?..

Наступило утро. Густав оказался прав — я привык и научился различать время суток. Но сейчас в округе было куда больше света, чем обычно. И виной тому не причуды небесных светил.

Горел храм.

Его внутреннее убранство пожирал огонь. Я стоял и смотрел, как исчезают в пламени тела Ренны и Натана. Густав говорил, что оборотню не место на святой земле. Но сам и уничтожил всю это святость.

За моей спиной потихоньку собирались жители деревни. С факелами, вилами, топорами, они подходили к храму, сбиваясь в толпу. Знал ли кто-нибудь из них о том, что совершил Густав? Не знаю. Мне плевать.

— Чего тут стряслось? — кузнец, видимо, как самый смелый, подошел ко мне.

— Натан отомстил Густаву за смерть сестры, — ответил я.

— Вон оно как… — мужик задумчиво отер заросшую густой щетиной щеку. — А храм чего горит?

Я повернулся и посмотрел ему в глаза:

— Я его поджег.

Народ за спиной кузнеца недовольно зароптал. Сам он нахмурился, покрепче перехватив огромный молот.

— Дык… дурной поступок-то, — пробасил он. — Грех это.

— Ага, — я выдержал его озлобленный взгляд.

Кузнец опешил. Он обернулся к толпе, ища у них поддержки. Что сказать… он ее получил. Селяне подняли импровизированное оружие и заорали один громче другого:

— Это все он виноват! Святотатец!

— Колдун!

— Сжечь его!

Я смотрел на этих людей и понимал, что они готовы на все. Жители деревни смотрели на меня едва ли не с большей злобой, чем оборотни, вот только выглядели, не как монстры. Не важно, что я скажу — они не прислушаются ни к доводам, ни к клятвам. Для них я чужак, который лишил их жреца и святого места в темные времена. Правы ли они? Пожалуй. Готовы ли они убить меня? Скорее всего. Позволю ли я им это сделать?..

В голове царила какая-то пустота.

Они сочли мое бездействие признанием вины. Толпа начала приближаться. Пальцы правой руки дрогнули, словно я хотел взять меч.

Если я призову Реквием, скольких смогу убить? Мысль была будто не моей. Я не мог так хладнокровно рассуждать об убийстве!

Или мог?..

В наступившей тишине стал отчетливо слышен топот копыт. Все, включая меня, повернули головы к единственной подходившей к деревне дороге. По ней во весь опор мчались четверо всадников. Дорогу им освещал один из уже знакомых мне «светлячков». В его теплых лучах броня рыцарей сверкала серебром.

Какого черта их сюда принесло?