По-разному просят милостыню у прохожих. Этот же всегда тянул руку со словами: «Подайте бедному», и вздыхал: «О, если бы я был правителем Самарканда…» Так он прожил многие годы, и никто не слыхал от него других слов… Когда великий Тамерлан покорил Самарканд, то ему рассказали о странном нищем. Ради удовлетворения своего каприза Великий хромец приказал привести его.

Нищий был в лохмотьях, черен от солнца и грязи, от пыли и жира. «Вымойте его и облачите в одежды правителя», — приказал победитель мира. Нищий молчал.

Его отвели в баню, умастили благовониями, надели золотой халат, подпоясали драгоценным мечом и посадили на трон. Он молчал.

Все склонились перед ним. Сам великий правитель кивнул головой, а он все молчал.

«Ты — правитель Самарканда. Твое желание исполнилось. Скажи же нам что-либо», — молвил Железный хромец. Нищий молчал.

«Говори же!» — приказал Бич Божий. И новый правитель Самарканда протянул свою руку в золотом рукаве, открыл рот чтобы сказать что-то умное, приличествующее этому знаменательному моменту, но сумел сказать лишь стандартное: «Подайте бедному нищему…»

«Отрубите дураку голову!» — гневно повелел Повелитель Мира.

Ох, давно ж я так не веселился.

Здоровяка допрашивать было бесполезно. Он не по этой части. Фитоняшка обыкновенный. Функционал здесь только «подай-принеси». Ибо туп как пробка. Ничего не может сказать при всем своем желании. А вот для его товарища настал Судный день. Сейчас буду скачивать информацию.

Пока я разбирался в боевом танце с польским поклонником культуризма, его приятель очухался. Пришел в себя. Удивительное свойство человеческого организма. У крысеныша, попавшего под раздачу слонов, нос превращен в кровавый блин, сломаны скуловые кости, челюсть с двух местах, но даже с подобными травмами человек пребывает в полном сознании. Лежит и дергается.

Я присел к нему на корточки и глубоко порезал ему щеки лезвием своего ножа. Лезвие же было острее бритвы бродячего цирюльника, который бреет головы без мыла, ограничиваясь смачиванием водой из ближайшего арыка, и никогда не царапает кожу.

А потом я начал говорить:

— Слухай сюда, гнида! И не дергайся! Мой нож отравлен. Если сейчас ты мне расскажешь все, что я хочу знать, то получишь противоядие. Если будешь упираться, то умрешь в страшных судорогах от невыносимой боли. В конвульсиях мышцы сломают тебе кости. А теперь поведай мне, где находится схрон бойцов Армии Крайовой? Говори, быстро! Чего выёживаться?

Врожденная подлость Крыса заставила поверить моим словам, словно бы я был ксендзом в католическом костеле. Он быстро раскололся до самой жопы. Мы великолепно общались в стиле «твоя-моя-узбек-подсобник». Я несколько раз перебивал подобострастного поляка, задавая уточняющие вопросы. Тем временем прошло минут десять. Светской беседы. Щеки селянина начали гореть под действием яда гюрзы. Ощущения не из приятных.

— Противоядие! — как баба скулил поляк. — Скорее! Я умираю!

Такие вот мексиканские страсти.

Что же, товарищ, тебя ждет неприятный сюрприз. Ха-ха три раза!

— Ан нету! — развел я руками. — Обманул я тебя. Но не боись, солдат ребенка не обидит. Сейчас, облегчим твои мучения.

И я ножом перерезал ему глотку. Окончательно и бесповоротно лишив жизни. 2−0 в пользу наших. Неплохой результат. Можно выразится: «полное благочиние». Недаром же нас в детстве учили: «Рыжий-рыжий, конопатый! Убил дедушку лопатой! Парам-пам-пам!»

После этого я обыскал тела, собрал трофеи. Как поет бард М. Шуфутинский «ювелиры, ювелиры, что выносят из квартиры золото, золото». Золото я не нашел, но имелись в наличии деньги и оружие. В ассортименте. Продукты, что поляки несли в схрон, тоже лишними не будут. Даже самогонка пригодится в качестве валюты. Но пока я лишние вещи спрятал в тайник неподалеку от тропы. Ну его на фиг, от греха подальше. Забросав опавшей листвой. На всякий случай. Пойдет.

Трупы я тоже, на всякий пожарный случай, оттащил подальше от тропы и присыпал листвой. Как говорится: «А был ли мальчик?»

После чего, хотя несколько устал и вспотел, с ружьем наперевес пошел по указанной тропке. По которой периодически еду в схрон носили. Тропинка конечно, еле видна, но я как-то уже привык за два года по неясным следам змей выслеживать, так что и здесь не терялся. Может быть я не Чингачгук, но на роль Верной Руки- друга индейцев претендовать могу. К тому же, мне в помощь был устный рассказ о маршруте. Не потеряюсь.

В лесной глуши, под сенью сумрачного леса, упорно двигаясь как двигатель прогресса, я прошел еще километра два. Ища взглядом малозаметные признаки того, что здесь периодически ходили люди.

После чего замер как вкопанный. Вот задницей чую, что впереди за стволами деревьев спрятался часовой. Вот счастье-то привалило, откуда не ждали. Покойный Сигизмунд поведал мне, что в бункере находятся восемь солдат, все уроженцы местного воеводства, и с ними офицер — пан Калиновский.