Я смеюсь, когда бегу по коридору. Моя голова ударяется о чей-то торс. Я падаю на задницу, и боль взрывается в моем тазу.

Ауч.

Адам свирепо смотрит на меня сверху вниз.

– Смотри, куда идешь.

Он бросает на меня последний злобный взгляд, прежде чем удалиться.

Я встаю и отряхиваю юбку как раз в тот момент, когда Эйден догоняет меня.

Один взгляд на меня, и игривое выражение исчезает с его лица.

– Что случилось?

– Ничего. – Если Эйден узнает, он сделает что-нибудь непредсказуемое, а я действительно не хочу сейчас никаких неприятностей.

Не тогда, когда нам обоим нужен чистый послужной список, чтобы поступить в Кембридж и Оксфорд.

– Кстати, – говорит он. – Ты до сих пор не пришла ни на одну из моих игр.

Он постоянно напоминает мне об этом факте. Это глупо на самом деле, но я хочу оставить кое-что за пределами своих границ. Например, походы на его игры. Я не подписываюсь на него в Инстаграме, хотя постоянно слежу за ним.

Я чувствую, что эти мелочи будут держать меня в зависимости.

Я смотрю на часы.

– У меня назначена встреча с моим врачом.

Он прищуривает глаза.

– Я заеду за тобой после тренировки.

Я подавляю нервную улыбку и киваю. Сегодня мы с ребятами смотрим матч Лиги чемпионов у него дома.

Ким согласилась присоединиться к нам, и я обнимала ее до тех пор, пока она не назвала меня стервой.

Это первый раз, когда я иду в дом Эйдена.

Он всегда ест у меня дома, пробирается в мою комнату и проводит ночи в моей постели, когда тетя и дядя заняты работой.

Что трудного в том, чтобы пойти в его похожий на дворец дом и встретиться с его отцом, могущественным Джонатаном Кингом?

Совсем ничего… верно?

Возвращаться в кабинет доктора Хана после более чем годичного перерыва в моей терапии, мягко говоря, странно.

Его офис белый, без каких-либо отличительных черт, кроме библиотеки во всю стену напротив нас. Отсутствие картин или предметов необходимо для того, чтобы не отвлекать пациентов и сохранять их сознание таким же открытым, как пустые белые стены. По крайней мере, так сказал мне доктор Хан, когда я спросила его некоторое время назад.

Он сидит в коричневом кожаном кресле с блокнотом в руке, в то время как я ложусь в глубокое кресло.

Доктор Имран Хан, которого, как я узнала, зовут так же, как болливудского актера, – невысокого телосложения мужчина лет пятидесяти пяти. В его волосах цвета соли с перцем сейчас больше соли, чем перца, по сравнению с тем, когда я впервые встретила его десять лет назад.

Его кожа загорелая, но считается светлой по сравнению с другими людьми пакистанского происхождения.

– Я рад, что ты решила вернуться, Эльза. – Его тон приветлив, и он выглядит искренне счастливым, что я снова сижу в его кресле с откидной спинкой.

– Мистер Куин упоминал о проблемах со стрессом перед экзаменами. – Его добрые, но пронзительные карие глаза фокусируются на мне. – Как ты думаешь, в чем причина этого стресса?

– Это выпускной год, и я ощущаю давление. – Это не ложь, но и не причина, по которой я здесь.

Доктор Хан понимает это. Его глаза наполняются тем, что я называю отстраненной заботой. Я думаю, именно это делает его идеальным в своей работе. Он обладает способностью сопереживать, но не позволяет чувствам своих пациентов отразиться на нем.

Он записывает. Еще одна особенность доктора Хана – это традиционные методы. Он нечасто пользуется аудиозаписями.

– Было ли что-нибудь в последнее время, что могло спровоцировать стресс сильнее обычного? – спрашивает он.

– Да. – Я ерзаю на кожаной обивке, и она скрипит в оглушающей тишине комнаты. – Мне снились кошмары о том, как вы меня гипнотизируете, доктор Хан.

Его ручка замирает над блокнотом, а плечи напрягаются. Это весь ответ, который мне нужен. Это не было игрой моего воображения.

Доктор Хан быстро берет себя в руки.

– Как ты думаешь, почему тебе приснился такой кошмар, Эльза?

Я сажусь, скрипя кожей, и поворачиваюсь к нему лицом.

– Это не кошмар. Это правда.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю руку.

– Я не виню вас, доктор Хан. Я знаю, что у вас две диссертации, одна по психотерапии, а другая по гипнотерапии, так что не похоже, что вы делаете что-то противозаконное. Я также знаю, что тетя и дядя, вероятно, заставили вас это сделать, но мне нужно знать почему.

Он складывает свой блокнот, как будто собирается встать.

– Возможно, мне следует позвонить твоему опекуну и…

– Сохо Миллер, – обрываю я его. – Он – причина, по которой вы больше не практикуете гипнотерапию. После того, как вы помогли ему восстановить воспоминания, он покончил с собой.

Глаза доктора Хана наполняются чем-то похожим на печаль, и я знаю, что задела за живое. Я провела свое расследование, прежде чем приехать сюда.