Коул прочищает горло.

– Прекрати, Ро.

– Ох, перестань, капитан. Не порти веселье. – Ронан встает со своего стула. – Я открываю аукцион с пятью сотнями. Кто добавит?

Каждый из них начинает называть цифры, как на настоящем аукционе.

Богатые дети, конечно, делают это по-другому.

Коул качает головой и открывает книгу. «Анатомия зла».

Хм. Кто бы мог подумать, что футболист заинтересуется такими книгами? С другой стороны, я всегда придерживаюсь стереотипов.

– Ты разве не собираешься есть? – спрашивает Коул, не обращая на меня особого внимания. – Ты можешь взять мое.

– Она это не ест. – голос Эйдена звучит у меня за спиной, и я ненавижу мурашки, которые пробегают по моей коже из-за его присутствия.

Он отталкивает Коула в сторону и садится рядом со мной, протягивая две тарелки. В одной есть макароны. На подносе, который он ставит передо мной, салат и макароны без глютена.

– Где ты это взял? – Я поднимаю на него глаза. – В кафетерии нет такой еды.

– Теперь есть.

Теперь есть.

Просто так, он сделал так, чтобы она появилась.

Я не хочу, чтобы на меня произвело впечатление то, что он принес мне мое первое специальное блюдо в школе, но это происходит. Это самая заботливая вещь, которую кто-либо, кроме моих тети и дяди, делал для меня. Он запомнил и сделал так, чтобы она появилась.

Я бросаю на него взгляд из-под ресниц.

Быть на хорошей стороне Эйдена Кинга – Рай. Быть на плохой – кромешный Ад.

Пришло время выбрать, на какую сторону пасть.

Тетя и дядя почти не возвращаются домой в течение всей недели.

Обычно они переодеваются, набивают холодильник едой, а затем снова уходят.

Я ненавижу наш дом, когда никого из них в нем нет, особенно когда это продолжается несколько ночей подряд, подобных этой.

Здесь тихо и… холодно.

Ким провела несколько ночей со мной – и Киром. Мы учились, запоем смотрели последний сезон «Люцифера» и кайфовали под Coldplay.

Хотя у нее более утонченный вкус в музыке, чем у меня, мы всегда кайфуем под Coldplay.

На прошлой неделе мне каким-то образом удалось убедить Ким посидеть со мной за столом футбольной команды.

Я была одновременно шокирована и горда, когда она села за один стол с Ксандером и притворилась, что его не существует.

– Ты уверена, что не можешь остаться? Сегодня вечер пятницы, – спрашиваю я, стоя на пороге, когда она садится на ступеньки, чтобы завязать шнурки на ботинках.

– Я бы с удовольствием, но я не могу подвести Кира.

– Я знаю. – Ее отец вернулся из своих бесконечных дипломатических поездок, а мать наконец-то вышла из студии. Они обещали Кириану семейный ужин несколько месяцев назад, и сегодня их единственный шанс осуществить это.

– Мой дом обычно мертв, поэтому я понимаю, каково это, когда он оживает хотя бы ненадолго. – Я вздыхаю. – Развлекайся. Пришли мне фото Кира.

– Еще бы! – Ее губы кривятся. – Я надеюсь, что эти двое хоть раз побудут родителями, черт возьми, и не разочаруют его.

– Ким…

– Неважно. У Кира есть я. – Она пренебрежительно машет рукой, встает и смотрит на меня со странным выражением лица. – Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной обо всей этой штуке с Кингом, верно?

Я ненавижу, как у меня переворачивается все в груди при одном упоминании его имени.

– Штуке с Кингом?

– Ну, знаешь, той части, где ты кончила ему на лицо. Дважды?

Мои щеки пылают, и я жалею, что не могу спрятаться в какой-нибудь норе.

– Я надеялась, что ты забыла.

– Черт возьми, нет. – Она хихикает, подталкивая меня локтем. – Я ждала, когда ты признаешься.

– Я просто… – Я прислоняю голову к стене. – Я не знаю. Он такой напористый, и я чувствую, что если уступлю ему, то никогда не смогу сбежать. Не говоря уже о том, что он меня отвлекает. Кембридж не за горами, и я ни за что на свете не позволю отнять его у меня, особенно какой-то глупой драме, но…

– Но?

– Но я испытываю болезненное облегчение всякий раз, когда он приходит, загоняет в угол и не предоставляет выбора. Разве это не безумие?

– Все самое лучшее обычно безумно. – Она ухмыляется.

Я игриво толкаю ее за плечи.

– Ты не помогаешь.

– Элли, ты моя лучшая подруга, и я люблю тебя, но ты слишком… ограниченна. – Голос Ким переходит на взрослый тон, которым она разговаривает со своим младшим братом. – Ты так долго жила по правилам, что кажется, будто ты тридцатилетняя женщина, завернутая в тело восемнадцатилетнего подростка.

Мне следовало бы обидеться, но я не обижаюсь.

– Это неправда, – говорю я ей.

– Неправда? – Она бросает на меня взгляд типа «ты что, издеваешься надо мной?». – Ты не притронулась к мороженому, хотя твоей тети здесь нет. Я уверена, что одна-две ложки тебя не убьют, но ты даже не хочешь думать о том, чтобы пойти против воли своей тети.