Никто не разговаривает со мной и не отпускает издевательских замечаний в мою сторону. Похоже, что, какая бы короткая связь у меня ни была с Эйденом, школа будет держаться от меня подальше.

И все же я не чувствую себя счастливой.

Я не чувствую… ничего.

В течение двух лет я всегда привлекала внимание Эйдена. Тем или иным извращенным способом. Но теперь меня как будто вообще не существует.

Я не собираюсь плакать.

Что-то невидимое ползает по моим рукам, и они кажутся такими грязными внутри и снаружи.

Я врываюсь в туалет и засовываю руки под кран. Я тру их снова и снова. Между пальцами. Под ногтями. Я тру ладони, тыльные их стороны и даже запястья. Я не останавливаюсь, пока моя кожа не краснеет и не начинает покалывать.

Я стою в туалете одна, звук воды наполняет пустую тишину.

Когда я смотрю на свои красные руки, первая слеза падает на тыльную сторону моей ладони.

За ней следует вторая.

Затем третья.

Я шмыгаю носом, пытаясь сдержать слезы, как делала это с субботы.

Только на этот раз я не могу бороться.

Так что я даю им волю.

Я обещаю себе, что это последний раз, когда я плачу по Эйдену Кингу.

Остаток дня я пытаюсь притворяться, что Эйдена и Сильвер не существует.

Но знаете в чем фишка притворства? В том, чтобы нанести холодную маску снаружи и гореть изнутри.

Каждый раз, когда я вижу руку Сильвер, обвивающую Эйдена, у меня руки чешутся сломать ее. Мне хочется бить ее лицом об пол до тех пор, пока она не перестанет дышать.

Это еще одна пугающая мысль.

В последнее время у меня слишком много страшных мыслей. Наверное, я возвращаюсь назад. К чему? Я не знаю. Я не должна думать об этом. Это означало бы, что я признаю, что у меня было худшее душевное состояние, и я возвращаюсь к нему.

Мне действительно нужно увидеться с доктором Ханом.

На тяжелых ногах я направляюсь на поле. Я действительно не в настроении делить тренировочное пространство с Эйденом.

Я подумывала о том, чтобы уйти с занятий, но это означало бы, что я убегаю.

А после истерики в туалете я пообещала себе больше никогда не плакать и не убегать.

Мой взгляд падает на поле, где разминаются несколько игроков футбольной команды. Эйден стоит у боковой линии и разговаривает с Сильвер. Как будто он – мед, а она – пчела. Она не переставала висеть на его руке как паразит.

Но разве она паразит, если он продолжает ей так улыбаться?

Если он продолжает с ней флиртовать?

Он крушит все на своем пути с улыбкой на лице. Включая мое сердце.

Я хочу играть жестко, думать, что завтра я проснусь, а он останется в прошлом. Но я лишь обманываю саму себя.

Поэтому я прячусь в углу как трус и устраиваю вечеринку жалости к самой себе. У нас еще есть пятнадцать минут до тренировки. Я уже переоделась в свою спортивную одежду, но боюсь идти туда. У меня даже нет Ким, которая составила бы мне компанию.

К черту Эйдена и его куклу Барби. Я не убегу.

В тот момент, когда я выпрямляюсь, я замечаю тень, притаившуюся сзади. Я вздрагиваю, слегка задыхаясь.

Коул сидит под сливовым деревом и читает книгу Жан-Поля Сартра «Тошнота».

Мои щеки краснеют при мысли о том, что он видел, как я вела себя как трусиха последние пять минут.

Он одет в майку «Элиты» и шорты. Его волосы слегка влажные, как будто он держал их под краном.

Если не считать Эйдена, Коул всегда был самым загадочным. Он неразговорчивый. Я могу сосчитать по пальцам, сколько раз я слышала его голос. Обычно он слушает оживленные речи Ронана, а еще он самый взрослый из четырех всадников. Вероятно, именно поэтому он капитан «Элиты».

Коул никогда не проявлял ко мне злобы или интереса. Он просто существует так, как будто школа – это легкий ветерок в его жизни.

Он популярен, но он не такой бабник, как Ксандер и Ронан. Он просто… безмятежный.

Теперь, когда присматриваюсь к нему повнимательнее, я замечаю, что он довольно красив, у него длинные каштановые волосы и темно-зеленые глаза, как лес после дождя. Если бы я не была такой предвзятой, я бы сказала, что он даже красивее, чем Эйден. Его красота спокойна по сравнению с опасной красотой Эйдена.

Он бросает на меня взгляд поверх своей книги. Я не могу удержаться от улыбки при виде этой картины. Он читает Жан-Поля Сартра, одетый в футбольную форму.

– Моя книга смешная? – спрашивает он беззлобно.

– Я никогда не думала, что спортсмены интересуются теориями экзистенциализма.

Он приподнимает густую бровь.

– Разве ты не спортсменка?

– Туше. Мне следовало сказать «футболисты».

– Потому что мы такие тупые? – В его тоне по-прежнему нет угрозы. Во всяком случае, он наполнен легким любопытством.

– Я не это имела в виду. – Мои щеки покрываются румянцем. Я не хочу показаться осуждающей.

– Ну, мы можем быть такими. – Он указывает на свою книгу. – Итак, что ты думаешь об экзистенциализме?