В этот момент я сложил два и два. Нойзман был хитрым ублюдком. Его мелкая, казалось бы, ложь, достигла своей цели. Марина теперь будет переживать. Сейчас, чтобы я ей не сказал, как не утешал бы, осадок останется у девушки надолго. Она станет сомневаться в моих чувствах. А это и надо Нойзману. Он хочет, чтобы мне стало неспокойно в личной жизни. Хочет, чтобы стало неспокойно в отношениях с товарищами. Он пытается разрушить все изнутри, сея ложь.

Как говорится, разделяй и властвуй. Излюбленная тактика англосаксов, которую Нойзман решил применить и здесь. Он хочет, чтобы Оборона просто рассыпалась изнутри. И, надо признать, он умело это делал.

А еще, как это ни прискорбно, я вынужден признать, что и меня он знает неплохо. Он знает, что я бываю подозрителен. Это качество не раз спасало жизнь мне и моим близким, но сейчас, похоже, американец решил обратить его против меня. Он посеял в моей душе зерна сомнения. Заставил думать, что кто-то из друзей предатель. Теперь нехитрым приемом, Нойзман сделал то же самое с Мариной. Ублюдок…

— Я понимаю, — продолжил я. — Что оправдания тут не помогут. Ты все равно будешь думать об этом. Будешь крутить эту мысль в голове, Марина. Подозревать, что я тебе неверен. Что ж. Сейчас единственное, что я могу сказать: у меня нет никаких отношений с этой Кристиной. Я видел девчонку всего один раз, в кабинете Нойзмана. Знаю о ней лишь то, что она в данный момент исполняет обязанности его зама. Все.

Марина снова всхлипнула, утерла слезу на раскрасневшейся щеке. С трудом, тяжело сглотнула.

— Мне остается только поверить тебе, да, Витя?

— Да. — Я поднялся.

Девушка тоже встала.

— Я верю тебе.

Я добродушно улыбнулся, развел руки для объятий, и Марина робко прижалась ко мне. Кажется, она успокоилась. Однако я знал, что сомнения все еще оставались в ее душе.

К Нойзману мы с Шнепперсоном отправились через два дня. Несмотря на то, что срока, прежде чем он расторгнет договор, у нас оставалась еще пять суток, мы решили рискнуть прямо сейчас.

Юрист подготовился. Он напечатал ответ на письмо с маясложиркабината, где изложил всю нашу позицию с доводами и ссылками на закон. Ответ получился объемным, на целых девять листов печатного текста.

На масложиркомбинат мы пришли ближе к концу рабочего дня. Сотрудники предприятия, ленивые, уже мечтающие о конце своих смен, неторопливо работали на территории комбината. В конторских кабинетах, мимо которых мы проходили, когда шли к Нойзману, негромко галдели офисные работники, смеялись, пили чай. Кажется, они считали, что их рабочий день уже давно кончен.

В кабинете самого Нойзмана произошла серьезная перестановка: он выбросил всю старую мебель Кондратенко, заменил его скучный конторский стол другим, массивным, из цельного дерева. Притарабанил себе кожаное кресло на колесиках. На столе громоздился редкий нынче компьютер. Его объемная голова с пузатым монитором была обращена к новому директору масложиркомбината.

— Ну, вот и вы? — Улыбнулся нам Американец. — Признаюсь, я вас заждался. Не мог места себе найти. — Не хотите ли чаю? Кофе? Wagon Wheels?

Американец достал откуда-то из-под стола цветастую упаковку с шоколадным печеньем. Извлек одно и вскрыл обертку. Раздев печенье наполовину, он откусил большой кусок. Стал мерзковато жевать.

— Нет, — сказал я. — Давай сразу к делу.

— Очень жаль, — Пожал Нойзман плечами и взглянул на надкусанное печенье. — Редкостное bull shit, но мне нравится. Сладкое помогает мозгу работать.

— И портит зубы, — гундосо заметил Шнепперсон, утер нос.

Юрист умудрился простудиться и теперь постоянно шмыгал носом и громко сморкался, раздражая всю контору.

— Это мне не грозит, — улыбнулся во все тридцать два американец. — Ну что? Вы согласны принять условия нового договора?

— Увеличение количества охраны на масложиркомбинате нецелесообразно, — покачал я головой. — Увеличение постов тоже. А пункт с тем, что мы должны взять расходы по содержанию дополнительного штата охраны на себя, только потому, что так написано в ваших внутренних инструкциях — бред сумасшедшего.

— Таковы наши условия, — пожал плечами Нойзман. — Вы вольны от них отказаться.

— Совершенно верно, — сказал я. — Прежде чем отвечу, разрешите копии этих ваших инструкций. Моему юристу нужно ознакомиться с ними.

— Это важно, чтобы решить-таки нашу конфликтную ситуацию, — поддакнул Шнепперсон.

— Инструкции только для служебного пользования, — проговорил Нойзман своим бархатным, каким-то заискивающим голосом.

— Тогда как мы могли знать о ваших требованиях по людям, когда подписывали первоначальный договор? — Нахмурил я брови.

— Это промах прежнего начальства, — беззаботно пожал плечами Нойзман. — Меня это не касается. Принимайте условия или отказывайтесь.

— Мы считаем, что ваши условия неправомерны, — покачал я головой.

— Да? — Американец изобразил удивление. — И почему же?

— Шнепперсон? — Глянул я на юриста.

Тот громко высморкался в белый платочек, вызвав на лице американца мимолетную гримасу отвращения, потом прочистил горло и заговорил: