Сом Младший, получив пулю в лицо, задергался в конвульсиях. Стал сучить ногами, разрывая пятками зеленый ковер. Его удивленные глаза смотрели в небо. Когда Сом перестал шевелиться, они остекленели.

Отбросив пистолет, я глянул на Шелестова.

— Куда вы влезли? — Спросил я.

— Я… Я не знаю… Это Все Андрей. Я понятия не имею, что от него хотели.

Выдохнув, я пошарил у Сома Младшего по карманам и достал ключи от ауди. Выпрямился. Устремив взгляд вдаль, к горизонту и солнцу, что медленно ползло к своему зениту, я прищурился. Рассмотрел лежащего у колеи, оставленной Нивой, Андрея Шелестова.

— Он жив? — Спросил я.

— Да…

— Хорошо, — сказал я и принялся устало подниматься по насыпи.

— Стой! — Окликнул вдруг меня Шелестов. — Стой, Витя! Помоги нам! Нам нужно в больницу! Нам обоим!

Я обернулся. Свысока взглянул на Шелестова. Жалкого, израненного человека. В нем сложно было узнать того растолстевшего, обрюзгшего толстосума, что потешался надо мной в моей прошлой жизни. Что смеялся над смертями моих друзей, каждый день празднуя свою победу в компании шлюх, и таких же, как он скотов. Сейчас Саша Шелестов был на самом дне.

— Пожалуйста, — взмолился он. — Витя!

Я просто замер, глядя в глаза израненного Саши Шелестова. Человека, которому я когда-то доверял. Которому я отдал в руки свою судьбу и судьбу своих друзей. Тогда он нас обманул. Не успели мы открыть Оборону, как пришли люди покойного нынче Седого и все забрали. Теперь я знал, что этого не повторится. Оборону больше некому отобрать.

Я спустился с наполовину преодоленной мною насыпи. Медленно пошел к Шелестову.

— Спасибо… Спасибо, Витя!

— Ты обманул меня, — сказал я. — Ты пытался за моей спиной сговориться с Черемушкинскими, чтобы кинуть нас.

— Это… Витя… — Испугался Шелестов. — Я… Я не хотел! Я был в отчаянии! Мне нужны были деньги! Витя! Пожалуйста! Я же спас тебе жизнь только что!

— Ты пытался создать конкурирующую фирму вместе с Косым, чтобы силой выпихнуть нас с рынка охранных услуг.

— Мне нужна была работа! Я нищенствую!

— Что еще ты сделал, Саша? — Опустился я рядом с ним. — Что еще ты сделал?

— Я… — Шелестов скривился так, будто сейчас заплачет. — Я ничего не делал. Я ничего больше не делал!

— Врешь, — покачал головой я. — Я считал тебя своим другом, Саша. Я доверял тебе. А ты, даже и бровью не повел, решив меня кинуть. Меня, Женю, Фиму. Даже Степаныча.

— Пожалуйста… — Простонал он и потянулся ко мне искалеченной рукой.

Но я ему своей не подал.

— Хочешь убедить меня помочь тебе? Исповедуйся. Расскажи, в какие еще ты влез интриги, желая утереть мне нос.

— Тогда ты поможешь нам с Андреем? — Саша обернулся к своему брату, лежащему вдали. — Поможешь? Он… Он умирает…

— Тогда я подумаю, — сказал я.

Сашины губы задрожали, когда он боролся с собой, чтобы решиться рассказать свои тайны.

— Нойзман, — выдохнул он наконец. — Я помогал Нойзману. Рассказал о тебе все, что знаю, чтобы он мог как-то… Как-то на тебя воздействовать.

— Я догадывался, — кивнул я. — Догадывался, что только ты мог знать те слова. Никто из моих бы не предал меня. А ты предал. Снова.

Я устремил взгляд к небу. Поджал губы.

— Знаешь, — начал я. — Недаром предательство — самый тяжкий грех. Недаром, для предателей в аду уготован самый горячий котел.

— Прости меня, Витя, — тихо прошептал Саша Шелестов.

— Особенно сейчас, в эти времена, — сказал я, — с предателями не считаются. От них избавляются при первом же намеке на предательство.

— У меня есть мама, — сказал вдруг Шелестов. — Мама живет в станице, недалеко от города. Я забочусь о ней.

— Не стоит давить на жалость, — сказал я. — По твоей вине, пусть не прямой, а косвенной, погибло много людей. У них тоже были близкие.

— Нет, ты не так понял меня, Витя, — покачал головой Шелестов. — Андрей — одинокий человек. Его отец, мой дядька, спился когда потерял работу. Мать несколько месяцев назад умерла от онкологии. Больше в Харькове его ничего не держало. Потому он перебрался сюда, на Кубань, где у него остались хоть какие-то родственники. Где осталась тетя и я. Прошу, если ты так меня ненавидишь, может… Может, поможешь хотя бы ему? Чтобы было, кому заботиться о маме…

Я вздохнул. Шелестов не мог толком стоять на ногах. Он еле держался, чтобы не потерять сознания, и когда руки тоже изменили ему, улегся на траву.

— Шесть месяцев назад, двенадцатого февраля, вечером, я проснулся в моей машине. Ты, в это время покупал холодные пирожки в ларьке, под Урицким мостом.

— День сделки, — прошептал Шелестов. — Я помню.