Я открыл глаза и увидел Костю.

— Просто отдыхал, — сказал я, вылезая на улицу. — Что-то случилось?

— Просто хотел сказать, что мы уезжаем, — сообщил майор. — Полиция уже вызвала подкрепление. Так что они здесь на всю ночь, а у нас свои дела.

— Хорошо. — Я протянул руку. — Спасибо за поддержку!

— Да чего там, мудаки должны отвечать за свои дела, пусть даже они их не успели совершить. — Он крепко пожал мне ладонь. — Кстати, ты там, когда с главным мудаком будешь торговаться, не мелочись. У тебя сейчас в руках очень весомые аргументы.

— Разумеется! Пока. На связи.

— До встречи!

Майор ушёл, а я ещё с минуту подышал свежим воздухом победы и залез в машину.

Победа победой, но Костя прав, мне предстоял самый важный разговор, и из него следовало выжать максимум.

Понятно, что я мог отдать запись следователям и тем самым устроить Воронцовым по-настоящему весёлую жизнь. Но это было нерационально и опасно. Во-первых, у меня бы спросили имена несуществующих подкупленных людей в усадьбе. И вообще, начала бы раскручиваться ненужная мне ветвь, в которой я принимал активное участие в произошедшем, мне же по целой куче причин хотелось остаться в тени.

Во-вторых, даже если случится чудо и суд пройдёт удачно: никто никого не подкупит, меня как свидетеля не устранят, а Воронцовых осудят за умышленное провоцирование конфликта, мне от этого ничего кроме морального удовлетворения не перепадёт. А я люблю материальное удовлетворение.

И желательно большое.

* * *

— Катенька, давай! — крикнула Клава.

— Давай! Давай! Давай! — хором поддержали её облепившие верхнюю часть ограды люди. Они стояли на помосте так плотно, что некоторые из них чудом не падали.

«Ничего, у нас лекари есть, — подумала Катя. — Зато нашу очередную победу увидят почти все».

Она вздохнула, с трудом удержалась, чтобы не поплевать на надетые на руки перчатки, и, вздохнув, взялась за вентиль.

— Давай! Давай! Давай!

Чтобы сдвинуть вентиль с места, Кате пришлось приложить немного усилий, зато потом он пошёл как по маслу.

— Сюда, быстрее! — снова крикнула Клава и подвинулась, освобождая место.

— Катя рванула к лестнице и взлетела по ней на ограду.

— Пошла, пошла! — закричали со всех сторон.

— Ура!!!

Крики били по ушам, но внезапно Катя осознала, что тоже вместе со всеми кричит «Ура», машет рукой, а её кожу покрыли мурашки.

А за оградой уже практически полностью засаженное поле будто взорвалось — это во все стороны брызнула вода.

«Первая ветка Савинского водопровода официально запущена, — подумала девушка. — И это во многом моя заслуга!»

— Умница, Катюша! — Будто прочитав её мысли, Клава прижала её к пышной груди. — А теперь пойдём!

— Куда? — удивлённо спросила Катя.

Она не хотела никуда идти и не могла отвести взгляда от расположенных во много рядов на одинаковом расстоянии друг от друга гипнотизирующих фонтанчиков.

— Пойдём, пойдём, насмотришься ещё. — Клава настойчиво подтолкнула её к лестнице.

— И куда? — спустившись, спросила Катя.

— Как куда? — подмигнула ей женщина. — Не только же сюда мы воду провели.

— Точно!

Фонтанчики мигом вылетели у девушки из головы, и их место заняли лейки в душевой. Да, это пока общественный, но, блин, самый настоящий душ! И места в нём ограничены.

— Догоняй! — крикнула уже отбежавшая на десять метров Клава.

«Ни хрена, — подумала, срываясь с места, Катя. — Я заслужила быть первой!»

* * *

Разговор с Воронцовым состоялся в небольшой, спрятавшейся в зеленых кустах, открытой беседке недалеко от его усадьбы. От дорожки, по которой туда-сюда бегали полицейские, было достаточно далеко, но мы все равно установили изолирующее звуковое поле. Причём оба.

— Ну, здорова, — оскалился Воронцов, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Здоровее видали, — отзеркалил я его лицо и достал рацию. — Начнём, пожалуй, с этого. Свят, вруби его сиятельству запись.

Что-то защёлкало, а потом послышался голос самого Воронцова.

— Как только полиция свалит, я проеду по его сраной деревеньке катком…

…

— … Именно!

Запись закончилась, и я выключил рацию.

— Извините за качество, поверьте, напрямую с диктофона ваш голос звучит гораздо лучше.

— Как ты это… — начал Воронцов, но, окинув меня взглядом, замолчал.

— Не переживайте, сейчас диктофона у меня с собой нет, и я рад, что вы не взяли свой. Так что мы можем говорить прямо. Если вы хотели спросить, как я получил эту запись, то это пока неважно. Давайте поговорим о делах ваших скорбных.

— Моих скорбных? — сжал кулаки Воронцов.