— Я драки не боюсь, — покачал я головой. — Стоять буду сколько понадобиться. Понял?

Конечно, я понимал, что мне не победить крепкого и высокого Марата. Но и отступить просто так я не мог. Характер не позволял. Кроме того, долго проработав с мальчишками, я знал, что только трусы сразу грозят дракой. Только слабые люди, надеясь, что до кулаков не дойдет, пытаются напугать своего соперника. Таким раз дашь отпор, и они тут же сдуваются, прекращают лезть со своими угрозами. А Марат был явно из слабых. Я видел по поведению мальчика, что он хочет внимания. Что надо ему, чтобы кто-то извне постоянно напоминал самому Марату, что он сильный парень. Что многое может. Не было в этом мальчишке внутренней силы. Потому он старался всем вокруг свою телесную силу доказать. В том числе и Рыкову.

— Не станешь ты хорошим спортсменом, — уже не так пылко ответил Маратик. — Тебя Вадим Сергеевич не возьмет к себе. Так и будешь с Перегудиным болтаться, пока штангу не бросишь.

— Если будем драться, то пошли, — сказал я. — А если нет, не о чем мне с тобой разговаривать, время тратить.

Не отрывая друг от друга взглядов, мы простояли так еще несколько мгновений. Потом Кайметов отвел глаза.

Хмыкнув, я поправил отцовскую сумку и повернулся к выходу.

— Стоять! — Схватил меня за футболку Марат. — Я с тобой еще недоговорил!

Не проронив ни слова, я оттолкнул мальчишку. Тот, изумленный, толкнул меня в ответ, да так, что я еле на ногах устоял. Силы в нем было немерено.

Я не растерялся. Размахнувшись, я ударил. Врезал Марату кулаком в щеку изо всех сил. Мальчишка только отпрянул от удара. Изумленный, что получил по лицу, уставился на меня дурными глазами. Спустя мгновение его лицо исказилось злобной гримасой, и мальчик кинулся.

Мы сцепились в клинче, и Марат замахнулся. Ребята тут же стали разнимать нас.

— Э! Э! — Борясь с Маратом, услышал я, как кричит Константин Викторович. — Э! Вы че творите, черти маленькие⁈

Его словам я не придал особого значения. Все потому, что изо всех сил старался не дать Марату завалить меня на землю. Старался устоять на ногах. Тело мальчика тряслось от страха. Ноги подкашивались, а в руках иссякала последняя сила. Одной только волей я заставил тельце не отступить. Приказал ему стоять до конца, что бы ни случилось. Драться, до последней капли силы.

— А ну! — Вклинился между нами подоспевший дядя Костя. — А ну, расцепитесь! Кому сказано⁈

Он разнял нас, широкими своими, взрослыми руками. Растолкал по разные стороны.

— Вы что творите⁈ Да еще и на территории школы!

— Он первый начал! — Крикнул вдруг перепугавшийся Маратик. — Он меня ударил! Вот, видите⁈

— За дело, — буркнул я вполголоса.

— Это правда, Вова? Это ты? — Опустился ко мне дядя Костя.

Устремив в него свой тяжелый взгляд, я не ответил. Константин Викторович вздохнул и выпрямился, заозирался по сторонам, чтобы посмотреть, не видел ли кто потасовки. Потом глянул на перепуганного Маратика. А Марат и правда испугался. По-настоящему. Я видел это в его взгляде.

Еще бы. Я прекрасно знал, что за драку, если конечно, поймают, могут вызвать на дисциплинарный совет спортивного общества. Там ты обязательно получишь замечание, а могут и от тренировок отстранить, а то и вовсе выгнать из спортшколы. Этого Марат и испугался.

— Все, — буркнул Кностантин Викторович вполголоса. — Идите отсюда. Идите по своим делам. Ничего не было. Никто ниче не видел.

— Еще раз станешь меня задирать, — холодно посмотрел я на Марата Кайметова, — Просто так ты уже не отделаешься, понял?

Марат спрятал угрюмые глаза. Поддавшись уговором своих друзей, пошел прочь, к выходу со двора спортшколы.

Наступило двадцать пятое мая. Прошли скучные контрольные работы, предвещавшие конец учебного года. Нам выставили оценки за год и за четверть. Работы были скучные, конечно же, по сравнению с тренировками, на которых скучать просто было некогда. Все мое внимание, всю концентрацию и силы в первую очередь занимали именно походы в спортшколу.

Год я закончил хорошистом. Это было несложно. Гораздо сложнее было воевать с мамой, не оставившей своего намерения отговорить меня от тренировок. Временами казалось, что она смирилась. Я видел, как, подавая мне на ужин, после очередной тренировки, вареные яйца или белое куриное мясо с гречкой, а иногда пшеном или макаронами, мама смотрит на меня с гордостью и грустью.

Правда, часто не обходилось и без споров. Взбредет ей в голову что-нибудь, и начиналось:

— Снова туфли в своем спортзале изшеркал! Все люди как люди, а ты как оборвыш в школу пойдешь! А потом… А потом и вовсе, как папка закончишь!