— Ты посмотри! — Крикнул он вслед умчавшейся троице, — а еще пионеры! Уши бы вам пооборвать!

Потом дедок направился под абрикосу.

— Здорова, Володя. Опять ты тут? — Спросил он. — Я ж тебе еще после прошлого раза говорил, что б ты этой дорогой со школы домой ни ходил. Ты городом, городом топай.

Володя? Значит, зовут меня теперь Владимиром, эко чудо… Я умер и перенесся… Куда?

— Здрасте, — поздоровался я

— А чего ж ты городом не пошел? — Нахмурился старик.

У него была красное, рябое лицо и большой нос. За ухом, под кепкой-пирожком, старик держал сигарету-самокрутку.

Не ответив, я поднял взгляд на свой портфель. А то, что это был именно мой школьный портфель, у меня не было сомнений. Вернее… портфель этого мальчишки. А значит, именно в нем я смогу найти ответы, куда я попал.

Старик тоже задрал голову.

— Это твой, что ли?

— Мой, — ответил я.

— От засранцы. Ты погляди на них…

— Надо достать, — буркнул я.

— Так, — старик задумался. — По веткам мы с тобой плохие верхолазы. Мне возраст не позволяет, а ты…

Он глянул на меня. Я тоже осмотрел свое тельце. М-да… Оказался я в пухлом, совсем неспортивном теле мальчишки, который явно любит уплетать блинчики и всякие прочие оладушки…

— Лады. Пойдем, Володя. До меня домой сходим, принесем лестницу. Ну и достанем твое добро. Только удочки смотаю, что б наживка за зря ни пропала.

— Нет, деда… — Замялся я, не зная, как назвать этого старика.

Белобрысый с дружками назвали его дедом Фомкой. Совершенно ясно, что было это прозвище, а не настоящее имя. И почему он Фомка? Да черт его знает…

А по поводу лестницы… была у меня другая идея, получше. Очень уж мне хотелось мой портфель вернуть. Вернуть и понять где… или даже… Когда я оказался.

То, что это прошлое, советское время, сомнений у меня уже вызывало. Спросить у старика напрямую было странно, а в портфеле точно есть тетрадки и школьный дневник.

— Чего… Нет?..

— Давай мы без лестницы, деда, — начал я. — Она, пади, тяжелая. Тащить долго. А мы с тобой такие себе носильщики. У тебя возраст, а я…

Я многозначительно развел руки. Дед Фомка хмыкнул.

— И как же ты его хочешь достать? Уж не взобраться ли на такую верхотуру?

— Не, у меня другая идея.

С этими словами я, как ни в чем не бывало, направился к рощице.

— Это какая же? — Дед Фомка неловким шагом последовал за мной. — Слышь, Володя, ты чего задумал-то? А то у меня ж там удочки…

М-да… Ситуация была интересная. Старик, очевидно, меня знал. Я же его нет. Да и, чего говорить, все сейчас было странно. Сложно понять: это какой-то предсмертный сон или явь? Как я оказался в теле пухлого мальца? А может та, моя прошлая жизнь штангиста была одним сплошным сном ребенка? Да ну… Глупости какие-то. Слишком уж я хорошо помню себя настоящего. В общем, ладно. Будем разбираться.

— Ничего, деда, — обернулся я. — Ты иди, если надо. Только скажи, а ножика у тебя с собой случайно нету?

— Ножика? — Дед Фомка нахмурился, — а зачем тебе ножик?

— Ну, ни топора, ни пилки ты с собой, очевидно, не носишь. Так может, у тебя ножик где по карманам валяется?

— Странный ты какой-то, Володя, — дед Фомка пригнулся, пристальнее посмотрел на меня. — Вроде бы как ты, а вроде бы как и не ты.

На эти его слова я только пожал плечами. Еще раз спросил про ножик.

Дед Фомка кивнул.

— Есть, но перочинный только.

— Давай какой есть.

Дед Фомка вынул из кармана коричневую пластиковую рукоять складного ножа. Сунул мне. Рукоять была очень красивая, выполненная в форме прыгающей белочки. С одной ее стороны, под беличьей мордочкой я прочитал: «Ц 1Р 60К». То есть «цена один рубль шестьдесят копеек».

Нож, очевидно, был советский. Точно такой, какой был у одного моего одноклассника, имя которого уже давно вымылось из памяти. К двадцать четвертому году, если такие и найдешь, то точеные-переточенные. А этот был почти новый, как вчера из магазина.

Я вынул лезвие за когтевой шлиц на клинке, оно щелкнуло и зафиксировалось под прямым углом от рукояти. В памяти тут же всплыли воспоминания о том, за что мы в детстве ценили такие ножи. Ими, открытыми вот так, наполовину, очень удобно было играть в ножички.

Я хмыкнул, раскрыл лезвие до конца.

— Чего такое? Да острый-острый. Только вчера наточил, — сказал дед Фомка.

— Да вижу, — попробовав на палец наточенное острие, сказал я. — Ладно, пойду. Ты, дедушка, если надо, иди к своим удочкам. Дальше я сам.

— Сам? — Нахмурился дед Фомка. — Точно?

— Точно. А что тут такого? — Я улыбнулся.

Дед Фомка не ответил, только удивленно заморгал.

— Ты что, никогда не видел, как пацан ходит с ножиком в лес? — Спросил я с улыбкой.