Я вздохнул. Признаюсь, иногда немного раздражает, что окружающие относя ко мне как к ребенку. Понимаю, винить их в этом нельзя. Ведь телесно я и правда ребенок. В душу никто из них заглянуть мне не может. Вот и приходилось с терпением относиться к тому, что взрослые видят во мне ребенка.

— Сам придумал, — ответил я как ни в чем небывало.

— М-да… — Константин Викторович задумался. — Ты предлагаешь нам такое, Вова, что только в кинофильмах бывает.

— Я о том же, — покивал ему Иващенко.

— Иначе Гришковца на чистую воду не вывести, — сказал я. — Раз уж у моего отца так, нахрапом, не вышло, значит, он на хорошем счету в спортивном обществе.

— Он дружит с первым председателем, — согласился дядя Костя. — Конечно, на хорошем счету. По правде сказать, когда Серега Медведь на него стал наседать, большинство в руководстве общества восприняли это как личный конфликт.

— Как клевету со стороны моего отца, — сказал я начистоту.

Константин Викторович повременил с ответом. Поджал губы в нерешительности. Потом все же сказал:

— Да, Вова. Именно так. До этого момента у Гришковца была идеальная репутация. Его судейство не вызывало ни у кого сомнений.

— А он этой репутацией пользовался, — сказал я. — Вы, Максим Валерьевич, предлагаете заходить на него через соревновательную документацию. Но это сложно и долго. А еще — рискованно. Сами говорили про то, что результаты соревнований могут отменить.

— Но твой, Вова, план звучит так, будто ты его в шпионском романе вычитал, — с сомнением в голосе сказал Иващенко.

— Согласен, — я кивнул. — Да только это не значит, что он не сработает.

Друзья тренеры приглянулись. Видно было, что оба они сомневаются в моих словах.

— А знаешь, Максим, — вдруг сказал Константин Викторович. — А я Вове верю. Верю, что его задумка сработает.

— Это почему же?

— Он говорил мне как-то, — продолжил дядя Костя, — что зря я боюсь с тобой поговорить о наших прошлых бедах. Что ты не злишься на меня уже, а тоже чувствуешь вину за сказанное тобой в тот день.

Константин Викторович замолчал под краткой волной неприятных воспоминаний. Взгляд его на мгновение провалился внутрь себя, но тут же прояснился снова.

— Да и, когда мы готовились к соревнованиям, я не верил, что Вова возьмет свой разряд. Совсем не верил. Наверно, только его рвение меня и подстегивало тренировать парня дальше. Я видел в его глазах искорку. Видел, как он стремится победить, и это меня вдохновляло.

— Соревнование — это одно, — возразил Иващенко, — а то, что он сейчас предлагает — дело сложное. Я бы сказал, настоящая оперативная работа. Так еще и рискованная. Если я проколюсь, могу и имя свое запятнать, и должности лишится. Вы тут ничем не рискуете.

Константин Викторович под грузом аргумента своего друга задумчиво замолчал. Он полез в карман олимпийки, достал папиросы и спички. Закурил, выдувая дым над нашими головами.

— Вы не правы, Максим Валерьевич, — нарушил я начавшую густеть тишину.

— М-м-м? — Удивился Иващенко.

— Я тоже рискую. Я говорил с Гришковцом. Ругался с ним сегодня.

— С Гришковцом? — Хмыкнул Максим Валерьвич, — ругался?

— Да. Я ему в лицо высказал, что знаю — он меня пытался засудить. И потом Гришковец разозлился, стал мне угрожать. Сказал, что просто так все это не оставит. Да и зять его, Рыков, ненавидит меня так, что кушать не может. Он всеми силами попытается меня, как штангиста, загубить. Потому, если все оставить так, первым именно я пострадаю. Меня они попытаются сгноить. Хотя бы за то, что мальчишка тринадцатилетний перед ними не лебезит, как другие. Да и скажем прямо — у них есть умысел против меня посерьезнее. Так что тут я тоже рискую. Рискую своей спортивной жизнью.

Максим Валерьевич молчал, глядя мне в глаза. Молчал долго. Думал, что же ответить. Потом он кривовато улыбнулся, хмыкнул.

— Знаешь, Костя.

— Что?

— Удивляет меня твой подопечный.

— Чем же?

— Есть у него какой-то странный талант — заставлять других воспринимать себя серьезно. Не как ребенка. Такого я на своем веку еще не встречал.

— Вова бывает удивительно мудрым для своих лет, — согласился Константин Викторович. — Потому я ему и доверяю.

— Ладно, — решился Иващенко, подумав еще пару мгновений. — Убедил, Вова. Помогу я вам. Рискну. Раз уж ты помог мне со старым другом помириться, выходит, у меня перед тобой должок. Да и если все выгорит, я только помогу Машиностроителю избавиться от гниды на своем теле.

— Спасибо, Максим Валерьевич, — улыбнулся я в ответ. — Рад, что вы все же согласились.

— Как все удивились, когда ты первого сентября в школу пришел! Смешно так! Прям смотрели на тебя, Вова, во все глаза! — Ксюша весело разулыбалась, захихикала своим воспоминаниям. — А Рита мне и вовсе признавалась, что она тебя не узнала! Как так можно не узнать?