Моя кровь бурлила в венах, сердцебиение отдавалось в ушах. Я нуждался в этом. Мне нужно было выплеснуть часть разочарования, которое я испытывал по поводу… всего. С тех пор, как мы похоронили папу, все шло наперекосяк, и я не был уверен, что что — то когда — нибудь изменится. Но это? Это принесло бы мне облегчение, в котором я нуждался — по крайней мере, сейчас.

Двери распахнулись, и наружу выволокли две фигуры. Я узнал их по улицам, но более того, по семье. Наша собственная семья пыталась обокрасть нас, и именно в день моей свадьбы. Я фыркнул и засунул руки в карманы брюк.

— Ну… — Я расхаживала перед ними, камни хрустели под моими блестящими туфлями. — Я слышал, ты воровал.

— Нет, пожалуйста, сэр, — взмолился один из них, подняв руки перед собой. — Это была ошибка. Мы просто…

— Заткнись! — прикрикнул на него другой.

— Нет—. Нищий повернулся к другому. — Это все была твоя идея!

— Стукач, — усмехнулся он, пытаясь подойти к нему поближе, но Кристиан удержал его. Только тогда я понял, что Данте, мой брат, держал другого парня. Его лицо было тщательно нейтральным, не выражая ни единой эмоции.

Я мог убить двух зайцев одним выстрелом. Я мог выплеснуть свой гнев, одновременно показав Данте, что ему теперь придется делать. Он больше не был любимым ребенком. Он не смог бы уйти от насилия, не тогда, когда это сделал бы он. Я был ребенком, когда впервые увидел, как мой отец пытает человека, и теперь пришло время Данте увидеть фрагмент своего будущего.

— Руки, — просто сказал я, присаживаясь и поднимая свой нож, привязанный к ноге. Я никогда никуда не ходил без него.

— Нет! Пожалуйста! — Первый парень снова взмолился, когда я вытащил свой клинок.

— Пожалуйста, мистер Беретта, пожалуйста. У меня есть семья, и…

— Заткнись нахуй, — рявкнул Данте.

— Вытяни руку.

Я поднял бровь, глядя на Данте, не ожидая этого.

— Ты совершил преступление против семьи, — начал я, вертя нож в руке. — И именно в день моей свадьбы. Я снова фыркнул, качая головой, как будто был разочарован, хотя на самом деле я был рад, что мне есть чем заняться, кроме как стоять рядом с Аидой и вести себя так, будто мы чертовски счастливы.

— Мне очень жаль. Мне очень жаль.

Извинения прозвучали прямо у меня над головой.

— Рука. Я ждал, но когда он был недостаточно быстр, я прорычал:

— Твоя гребаная рука. Сейчас.

Нищий медленно вытянул нож перед собой, и одним быстрым движением я ударил ножом по его запястью, начисто отрубив ему руку. Кровь брызнула на камни, пятно попало на мой ботинок. Он взвизгнул от боли и рухнул на землю, когда Данте отпустил его, но я больше не обращала на него внимания. Я выполнил только половину работы, и вибрации, проходящие через меня, требовали, чтобы я закончил вторую половину.

— У тебя больше нет защиты семьи, — сказал я, мой голос звучал как будто издалека. Я был в зоне, зоне, которую я создал, когда был ребенком.

— Это твое предупреждение. Я указал окровавленным ножом на другого солдата, который был выше ростом, когда я остановился перед ним. — Второго предупреждения ты не получишь. Я поднял нож и встретился взглядом с человеком, который вскоре тоже лишится руки. — Ты просто умрешь, — сказал я беспечно, как будто говорил о погоде. Это была угроза, которой я всегда следовал до конца, и они оба это знали.

Возможно, они думали, что сегодня это сойдет им с рук.

Они были неправы.

Я поднял руку, взмахнул ею в воздухе и полоснул прямо по его запястью. До сих пор он проделывал хорошую работу, сохраняя спокойствие и показывая храброе лицо, но даже этот солдат низкого уровня не мог сдержать криков боли внутри. Он обмяк, его тело рухнуло на землю, лицо было бледным, как у призрака.

— Уберите это, — сказал я Кристиану и Данте, вытаскивая свой карманный квадратик из верхнего кармана. Я натянул дорогой материал на острое лезвие, вложил его в ножны, затем прикрепил обратно к икре.

— Мы поняли, босс, — ответил Кристиан, и с этими словами я развернулся, направляясь обратно к парадным дверям особняка, но то, что я увидел там, заставило меня остановиться.

Аида уставилась на меня, ее грязно-белое платье в тусклом свете больше походило на чисто белое. Ее взгляд скользнул мне за спину, когда она дрожащей рукой откинула волосы, закрывавшие ее лицо. Она открыла рот, из нее вырвался небольшой глоток воздуха.

Она не знала, что сказать, но, по крайней мере, не убегала и не кричала.

Я шагнул к ней, требуя ее внимания, когда подошел ближе. Она невольно отступила на шаг, и я ухмыльнулся этому движению. Она не знала, что думать — что чувствовать.