— Лоренцо, — простонала она, и он посмотрел ей в лицо, но она смотрела не на него. Она смотрела на меня, пытаясь доказать какую-то точку зрения, о которой я даже не подозревал. Зачем ему это делать? Я не поняла.

Лоренцо повернулся, и я отступила еще на шаг. У меня вертелось на кончике языка извинение, но оно исчезло, как только его взгляд встретился с моим. Он не остановился. Он продолжал наносить ей удары.

Моя рука потянулась ко рту, на глаза навернулись слезы. Мы были женаты. Не в традиционном смысле, но мы дали клятвы, и он нарушал эти клятвы на виду у всех. Это не были настоящие отношения — это было предельно ясно.

Но это?

Это было неуважением на всех уровнях.

И будь я проклята, если позволю ему увидеть, как это на меня действует. Итак, я расправила плечи, убрала руку со рта, бросила на них последний взгляд, затем развернулась. Ноги сами понесли меня в спальню, медленно и уверенно, мое сердце колотилось так громко, что я слышала, как оно стучит у меня в ушах.

Мне просто нужно было добраться до своей комнаты, тогда я мог бы высказать все это. Я могла бы позволить слезам литься. Я мог бы оплакивать потерю фальшивых отношений, которых никогда не было. Я могла бы смириться с тем фактом, что теперь это будет моя жизнь.

Моя дрожащая рука повернула дверную ручку, и я медленно вошла внутрь, слишком напуганная, чтобы делать какие-либо резкие движения из страха, что развалюсь на части. За последний месяц моя жизнь перевернулась с ног на голову. Все изменилось, и все это из-за него.

Я позволила ему контролировать свои чувства. Я принимала все, что он мне давал, и не сомневалась в этом. Я была кроткой. Я была хорошей итальянской девочкой. Но это был не тот, кем я был — или кем я хотел быть. Я не заслуживала этого. Я не заслуживала ничего из этого.

При виде моего новенького платья, висящего на двери, одинокая слеза скатилась по моему лицу. Он ожидал, что я буду хорошей женой, буду ходить с ним на приемы и не буду иметь собственного мнения. Но он ошибся.

Я пообещала себе, что не собиралась это терпеть. Я не собиралась быть хорошей девочкой, которую, как он думал, он получит. Я не собиралась молчать. Я больше не собиралась терпеть его бред.

Он провел линию фронта. Но он понятия не имел, с кем связался.

Лоренцо

Я мерил шагами фойе, чертыхаясь и глядя на часы в десятый раз за последнюю минуту. Мы собирались опаздывать, а я не преуспел в том, чтобы опаздывать, когда это был не мой выбор.

— Где она? — Где она? — рявкнул я Ма, которая стояла внизу лестницы, настороженно наблюдая за мной.

— Я не знаю, — ответила она с явным беспокойством на лице. — Она знает, что это сегодня вечером, верно?

Я кивнул. Она знала, что это было сегодня вечером, потому что я послал миссис Ларсон напомнить ей после ухода Вив.

— Да, она знает. Мои ноздри раздувались, пока я снова ходил взад-вперед. Я собирался потерять с ней свое чертово терпение.

— Если она не спустится сюда через две минуты, я пойду без нее.

— Дай ей время, — сказала мама мягким и умоляющим тоном.

— Ей нужно время, чтобы привыкнуть.

Я фыркнул, звук был так непохож на меня, но я был на взводе, мне нужно было попасть на это чертово мероприятие, чтобы я мог заложить основу для сделки в городе — законной сделки, окруженной незаконной деятельностью, которую я тщательно скрывал. Но без участия в этом мероприятии сделка была бы расторгнута.

Я уставился на лестницу и, не думая об этом, бросился к ней. Мама протянула руку, пытаясь остановить меня.

— Отпусти меня, — сказала она, глядя на меня снизу вверх.

— Отпусти меня, сынок.

Я стиснул зубы.

— Хорошо. Я отступил на шаг, наблюдая, как мама шаркающей походкой поднимается по лестнице, но я не мог стоять здесь без дела, поэтому последовал за ней.

Мой гнев нарастал по мере того, как мы приближались к ее комнате, и к тому времени, когда мама остановилась перед дверью Аиды, я чувствовал, что вот-вот взорвусь. Она дважды постучала, но никто не ответил, но когда она позвала:

— Аида, это мама, она, наконец, получила ответ и открыла дверь.

— Лоренцо ждет тебя, — тихо сказала она, входя в комнату, и мне потребовалось все мое мужество, чтобы не подойти ближе и не вытащить ее задницу наружу.

— Я плохо себя чувствую, — простонала Аида. — Я не думаю, что это хорошая идея для меня — идти, когда я чувствую, что меня вот — вот вырвет.

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. С ней все было в порядке. Я знал это, и она тоже. Это был ее протест после того, что она увидела. Я поставил ее на место, напомнил ей, кем я был и что делал, а теперь она закатила истерику.

— О, нет. Мама ушла дальше в свою комнату, но я не собирался стоять здесь и слушать эту чушь.