Я не удостоил ее ответом, не то чтобы мне это было нужно. Ее рука коснулась моей, когда она вела меня к огромному входу, занавешенному большей частью произведений искусства. Я усмехнулся. Какой был смысл в использовании художественного музея для проведения мероприятия, если затем вы собирались скрыть произведения искусства?

Женщина указала.

— Твой отец вон там.

Я слегка кивнул ей, затем направился к отцу. Он сидел за столом рядом с моей мамой, и они оба выглядели идеально собранными. Я не мог припомнить времени, когда бы они этого не делали. Внешне они всегда представляли идеальную картину, но самые близкие знали, как сильно моя мама ненавидела эту жизнь и как сильно мой папа любил ее. Он жил ради крови, пропитавшей его руки.

— Лоренцо. Голос мамы был просто вздохом облегчения. Она знала, как сильно я не хотел участвовать в этих мероприятиях. Иногда я уходил, пытаясь показать, что меня нельзя контролировать, но чем старше я становился, тем больше понимал, что мне нужно быть здесь.

— Привет, ма. Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ты выглядишь прекрасно, как всегда.

Она закатила глаза, но я не мог неправильно истолковать улыбку, растянувшую ее губы.

— И ты выглядишь красивым, сын мой. Она разгладила лацкан моего пиджака и указала на место рядом с моим отцом. Это был безмолвный приказ, который я послушался, не задумываясь.

Я расстегнул пуговицу на куртке и опустился на сиденье, не потревожив отца, который разговаривал с кем-то на противоположной стороне стола. Уважение к старшим вбивали в меня с юных лет, и я точно знал, как правильно подать себя — по крайней мере, на публике.

Передо мной поставили стакан с горстью виски — без льда, — и хотя все, что я хотел сделать, это залпом выпить, я потягивал его, стараясь выглядеть как можно изысканнее.

Игра струнного квартета и горящие глаза на моем лице не остались незамеченными.

— Лоренцо, — произнес голос слева от меня. Это был низкий и глубокий, отчетливый тон, который нельзя было спутать ни с кем, кроме моего отца.

Я повернулся к нему лицом, мой взгляд скользнул по его волевому носу и резкой линии подбородка. Возможно, ему было шестьдесят пять, но выглядел он ни на день не старше пятидесяти.

— Отец. Я сел немного прямее, когда его темно-карий пристальный взгляд не отрывался от моего лица.

— Как все прошло?

— Хорошо. Мои ноздри раздулись, я знал, что, когда мы будем дома, он захочет знать каждое слово, сказанное на собрании, на котором я присутствовал в тот день — том самом собрании, за которое я отвечал в течение двух лет, и о сделке, которая состоялась только благодаря мне. И все же моему отцу нравилось верить, что именно благодаря ему мы в настоящее время были единственными людьми, занимающимися торговлей в этой части штата. Но неважно. Я был не из тех, кто жаждет похвалы. Я делал свою работу, и делал ее хорошо, не задавая лишних вопросов. Я не нуждался в похвале от своего отца так же, как мой брат Данте.

— Как всегда, — добавил я в конце.

Его бровь поползла вверх от моего комментария, но я проигнорировала его, как и большинство вещей, которые он делал в последнее время.

— Лука, — прошептала мама.

— Потанцуй со мной.

Папа несколько секунд не отводил от меня взгляда, пока не подумал, что все, что он пытался сказать про себя, дошло до меня, но это ни на йоту не изменило ситуацию. Может, он и был боссом, а также моим отцом, но это не означало, что со мной нужно было обращаться как с ребенком. Я перестал быть ребенком с тех пор, как впервые запачкал руки кровью другого человека.

— Лука, — повторила мама, только на этот раз она накрыла его руку своей.

Папа повернулся к ней лицом, скользнув взглядом по двум своим телохранителям. Они были не единственными в комнате, но они были единственными видимыми. Когда ты был боссом мафии, у тебя были враги в таких местах, о которых ты даже не подозревал, а папа становился мишенью слишком много раз, чтобы сосчитать, как со стороны плохих, так и со стороны хороших парней.

— Конечно, Роза. Уголки папиных губ изогнулись, одарив ма улыбкой, которой он удостаивал ее только однажды.

Я отвел взгляд и оглядел комнату в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь меня от сегодняшней встречи. Мой контакт попытался убрать товар с верхней части нашего обычного заказа, и это означало, что мне пришлось взять это в свои руки. Я отправил ему и всем остальным в его организации сообщение, отрезав ему руку. Преступники в подполье знали, кто это сделал, потому что это был мой фирменный знак. Папа всегда учил меня прокладывать свой собственный путь. Я ухмыльнулся, вспомнив крики боли, эхом разносившиеся по складу, где мы встретились. Они отрикошетили от стен, когда я разрезал кость ножом, который всегда носил с собой. Я никогда не знал, когда мне придется отстаивать свою власть, и сегодняшний день стал еще одним примером этого.

— Лука! Мама закричала, и я вскочил со своего места.

— Лука! снова крикнула она, и мое сердце подпрыгнуло к горлу.