Маман слабо улыбнулась и продолжила прерванную тихую беседу с военным министром. Показалось, что она обсуждает данную проблему, но нет, доступ к ящикам будет закрыт и завтра, и послезавтра, и ещё несколько дней. Императрицу почти не интересовали подобные железки, а раз они прежде всего привезены ей, то граф Литта, назначенный министром вместо арестованного Волловича, скрупулёзно держался всех предписанных формальностей и отказал даже мне даже в осмотре привезённого. Конечно, пришлось его похвалить, скрепя сердцем, за такое радение при выполнении своих обязанностей.

В последующие дни я осмотрел пушки, предложенные уральскими литейщиками, и почти сходу отверг особо крупные калибры. Брать крепости сейчас никакие не собираюсь, а вот средние и мелкие могут понадобиться. Эти, похожие на кулеврины, орудия с энтузиазмом одобрил, но строго наказал, чтобы размеры и калибры были одинаковыми. Представители Яния Лекайна и Агита Зерова искренне недоумевали, но, видя мою непреклонность, вынужденно согласились, что стандартизация может быть полезна. Кстати, надо будет обсудить это и с военным ведомством.

Одной из причин неприятия единых размеров была та, что существовало множество пушечных дел мастеров, и если в сражениях их изделия захватывались, то не факт, что новые стандартные ядра к ним подойдут.

— Ерунда! — не став выслушивать до конца, ответил я. — В любом случае не окажется ядер нужного калибра и придётся подыскивать более или менее подходящие. К тому же именно сейчас меня интересуют не столько ядра, сколько картечь.

Кстати, надо будет подумать о картечных снарядах, а ещё лучше — о картечной гранате и примерить на себе лавры капитана Генри Шрэпнела, который за своё изобретение в течение десяти лет был повышен до звания генерала. Пришлось опять прорывать глухое сопротивление, поскольку сейчас картечь просто упаковывают в мешочки, которые потом закладывают в ствол пушки. Надо искать очередного изобретателя-специалиста, на которого можно будет скинуть проблемы модернизации вооружения, а то одного Власа на всё не хватит, как и меня.

Что-то мелькнуло на краю сознания и угасло. Что-то интересное. О чём я сейчас думал? О вооружении, об изобретателях… Что надо их найти… Точно! Пленные германцы! Их человек тридцать и все далеко не простые солдаты, которых показывать как животных в зоопарках никакого смысла нет. Могут среди них найтись артиллеристы и прочие специалисты? Могут. Ведь не все же они штабисты. Пришлось опять идти к Виктору Павловичу Литта и запрашивать список захваченных офицеров.

— Простите, Ваше Высочие, — удивился товарищ военного министра, — зачем они вам? Многие из них узколобые вояки, смысл жизни которых строить солдат в колонны и маршировать в сторону врага. Чем быстрее они помрут, тем быстрее с министерства будет снята обязанность возить их в клетках по городским площадям.

Я лишь улыбнулся чиновнику, который не служил в армии, но сейчас работает в военном ведомстве лишь по той причине, что умеет хорошо считать и дотошен в мелочах.

— Возможно, мне кто-нибудь из них понадобится, граф. Да и вам польза от сего будет, поскольку общие расходы на их содержание уменьшится.

Граф кивнул, и через четверть часа посыльный принёс список пленных. Я занялся ознакомлением с ним, а собеседник опять уткнулся носом в свои гросбухи.

Та-а-ак… Почти одни лейтенанты и капитаны, взятых в плен во время боёв. Имеется так же пара полковников, обнаруженных случайно под завалами одного из городских зданий. Есть ещё несколько штабистов, которых, кажется, присоединили к трофейному обозу просто потому, что у них оказалась красивая форма. Никто же особо не будет разбираться, показывают им боевых офицеров или делопроизводителей. Ну и что мне делать? Придётся беседовать с каждым, поскольку в списке о них лишь общие фразы. А для этого придётся ехать в город, поскольку германцев просто определили в местную тюрьму. Да… и того переводчика с немецкого, сейчас помогающего моим сыроварам и кузнецу обживаться, тоже следует взять с собой…

Нет. Ни на следующий день, ни через день в столицу попасть не получилось. Ночью налетела вьюга, и дорогу занесло, а на следующий день показалось солнце и ударил мороз. Если бы не Глашка, то топить в опочивальне пришлось бы намного дольше, а так ничего… справлялись с холодом самостоятельно. Я всегда знал, что европейские камины и русская зима — вещи почти несовместимые. Благо, прежние зимы были не слишком злые, а вот теперь надо будет хорошего печника поискать, и путь он печь делает, чтобы одновременно и в спальне, и в рабочем кабинете тепло было. И наплевать, о чём там придворные, почему-то возомнившие себя частью просвещённой Европы, станут шушукаться на холодных лестницах.

Лишь когда температура поднялась до приемлемого уровня, отправился я поговорить с германцами. Комендант тюрьмы обрадовался мне, как старому другу, и собирался надолго засесть с чаем поболтать. Видимо, от холода у него совсем мозги замёрзли. Впрочем, мне не тяжело, но тогда с немцами не управлюсь, и придётся ещё завтра в эти сырые казематы наведываться. Комендант опечалился, вроде бы искренне, и выделил комнатушку, в которой я буду с пленными разговаривать. Ну не ходить же мне самому по вонючим камерам!