— Не обязательно полный, можно лишь верхнюю часть, чтобы можно было быстро переодеться. Но об этом никто не должен знать, даже императрица, — и я заговорщицки подмигнул.

К счастью, портной быстро взял себя в руки:

— Если всё должно быть значительно проще, то это возможно Ваше Высочие. Попробую даже подобрать соответствующий головной убор, чтобы вас было сложно узнать.

— Чудесно! — расплылся я в улыбке.

Да, я не намеревался постоянно быть на виду у сотен дворян. Возможно, ещё несколько дней назад сия неприятность меня бы не так беспокоила, но теперь появилась тайная надежда повстречаться на балу с Ханной, не обращая на себя лишнего внимания. Что эта девочка придёт, я не сомневался. Зачем мне это? Просто хотелось найти отдушину в стенах того лицемерия, что окружают в последнее время. Ни о чём таком я и не думал, поскольку тринадцать лет, — всё же не тот возраст для... Хотя в двадцать первом земном веке это давно уже не проблема. Там много чего не проблема, что ещё пятьдесят-шестьдесят лет назад казалось просто немыслимым.

Последующие дни прошли в напряжении. Мой учитель танцев пригласил несколько подростков, с которыми меня и экзаменовал. Каждый из них демонстрировала различную степень умения танцевать. «Это для того, чтобы вы не замешкались, столкнувшись с непредвиденной ситуацией», — сказал преподаватель. Оставалось лишь изумиться его предусмотрительностью. Почти все танцы были групповыми, поэтому всё могло случиться. Кто-то мог толкнуть, кто-то — перепутать партнёра или начать выполнять не те фигуры. Проблемы могли возникнуть на голом месте. Тем более, что взрослые будут танцевать отдельно, и примеров для подражания не будет. Для большинства подростков этот бал станет первым, так что оплошностей предвидится множество.

Узнав об этом, я запаниковал. Мне было проще находиться среди мужчин и женщин, чем в этом детском саду на выгуле. Но правила есть правила. Конечно, какое-то время мне придётся проводить рядом с графами и герцогами, но приглашать на танец я могу лишь девушку подходящего для меня возраста. Даже через пять лет на следующем балу я никак не смогу выбрать в партнёрши тридцатилетнюю, к примеру. Дикие времена, дикие нравы!

— Сын наш! — Елена Седьмая плохо спала последнее время и выглядела заметно уставшей. — Что вы скажете на предложение выступить с открывающей бал речью? Кратенько так скажете, что позади были хорошие времена, а впереди всех ожидают ещё лучшие и далее в том же роде.

— Простите, маман, но нет.

— Нет?! — императрица была неприятно удивлена. — Что так?

— Впереди нас ждут непростые времена. Я не хочу вводить в заблуждение своих будущих подданных. Надо не расслабляться и не витать в облаках, а засучить рукава, если так можно сказать. Всем наконец-то заняться делами, вместо того, чтобы постоянно прожигать жизнь.

— Прожигать жизнь? Как это?

— Хмм... замешкался я. — Мне надо было сказать: желать постоянных удовольствий, тратя на это все свои силы и деньги, не делая ничего полезного.

— Вот смотрю я на вас и не понимаю, от кого вы понабрались таких мыслей. Ладно ещё, будь вам лет сорок, но в четырнадцать лет никто о подобном не думает. Даже от вашего отца я не слышала ничего похожего.

Я лишь пожал плечами, не желая вдаваться в объяснения. Да и незачем. Это мысли из другого мира, другой эпохи, другой социальной общности. Нет, я не трудоголик и понимаю, что людям надо отдыхать. Вот только от чего отдыхают эти дворяне, в своей жизни не забившие ни одного гвоздя? От балов и раутов? От интриг и сплетен? В Царской России многие тоже стремились к получению удовольствий, невзирая на глобальные мировые изменения, а потом, когда трудовому народу надоело смотреть на свою нищету, и он взялся за оружие, годами работали таксистами в Париже.

Чем больше я смогу принести перемен в этот мир, тем больше будет возможностей что-то здесь изменить, поскольку в другие государства изменения придут позже. Можно сказать, что у наших дворян, купцов и даже крестьян будет некая фора, благодаря которой они смогут быстрее привыкнуть к нововведениям.

Страшная мысль вдруг посетила мой мозг, — я ведь усиленно развиваю в себе комплекс мессии, и толкаю этих людей к изменениям, которые им непонятны. Неужели потомки припишут мне авторство лозунга: «Железной рукой загоним человечество к счастью»?

Я начал плохо спать. По утрам лакеи смотрели на меня удивлёнными глазами, и лишь после того, как на них хорошенько рявкнул, признались, что ночами я часто зову Анну. Эти слова окончательно выбили меня из равновесия, и я заболел. Просто лежал, температурил и не мог пошевелить конечностями. Приходил лейб-медик Белозерский, затем позвали алхимика Лина. Но, ни тот, ни другой конкретного диагноза дать не могли. Нервы-с. Меня поили мятным настоем и не давали выходить из покоев.