Итак, под Ярославлем стоит один из трёх гусарских полков под командованием швейцарца Якова Юнгмана. В Костроме стоит драгунский полуполк и два приказа конных стрельцов, это где-то 2500 всадников плюс 800 драгун. У меня ещё два эскадрона рейтар плюс полусотня моего личного конвоя. В Ростове рейтарский полк фон Розенбаха и если оголить гарнизон, то можно забрать 500 конных стрельцов. Дальше уже из области предположений. На эти части я тоже не могу полностью полагаться, возможно Матвеев уже провёл предварительную работу с командованием этих частей.

Мне от брата известны некоторые данные о составе нашей армии, участвующей в последней кампании:

— 8 рейтарских полков, каждый порядка 1000 всадников.

— 9 драгунских полков, в среднем 800 всадников.

— 12 солдатских полков, в среднем 1400–1500 человек в каждом.

Ну и плюс стрельцы, иррегулярные части и поместная конница.

Если бояре подымут хотя бы несколько полков и выдвинут нам навстречу, нам придётся кисло. Я даже не говорю об артиллерии и возможности засады. Единственная надежда — это скорость, поэтому наши пехотные части остаются в городах, а конница идёт на Москву. Мой расчёт только на то, что те, кто всё это организовал, рассчитывают на моё незнание создавшейся ситуации. Наверняка сейчас будут перехватывать всех гонцов. Но только на выезде, а я отправил вперёд отдохнувшего посланника Ртищева. В шифрованном сообщении я предлагал ему принять меры для поиска Алексея Алексеевича и взятия под охрану Фёдора. Также ему нужно наблюдать за ситуацией изнутри и на подходе моей конницы к городу передать добытые сведения.

В гусарский полк поехал лично, убедиться, что там готовятся выступать. Неожиданно меня перехватил вестовой от Жака. Прочитав сообщение, я задумался. Подполковник Яков Юнгман, командующий гусарами явно не намеревается выполнять мой приказ. Более того, он подбивает офицеров на измену. Оглянув мой конвой, я решил действовать нахрапом. Со мной рейтарская полусотня и полторы дюжины моей личной охраны. Все в моих цветах, раньше это было где-то позёрством, а сейчас знаком принадлежности к определённому лагерю.

Возле здания штаба толпились гусары. Мы раздвинули их, и я быстро поднялся на крыльцо.

Это называется, «нас не ждали». Плотный усач Юнгман активно жестикулировал и доказывал свои подчинённым прописные истины. Как предавать свой долг. Старшие офицеры в званиях от ротмистра до майора пока пребывают в задумчивости. Мне неясно, какие доводы приводил им изменник, но его нужно срочно нейтрализовать. Здесь же пасётся и мой Жак.

— Всем доброго утра. А что тут за шум, а драки нет? — я нёс пургу, пытаясь дезориентировать бунтарей. Я же не знаю, кто ещё присоединился к подполковнику.

Когда моя охрана полностью оказалась внутри помещения я отдал быстрый приказ, указав на Юнгмана, — этого изменника разоружить, связать и в подвал. Потом расспросим его. Кто ещё поддерживает заговор против государя?

— Так, вроде говорят, что царь то помер.

— Кто сказал, выйди вперёд. Этого тоже до выяснения в подвал.

Вроде мой напор убедил военных, что лучше придерживаться законной власти.

— Ну, Яков. Принимай командованием полком. От имени нашего государя назначаю тебя командующим и присваиваю чин подполковника.

Ну вот, почти стал полковником мой будущий родственник. Не было счастья, да беда помогла.

— Яков, всех кто поддерживал бунтовщика задержать и отдать моим людям. Через два часа выступаем, приступать к исполнению.

Жак лихо подкрутил усы и сделал шаг вперед. Здесь не менее двадцати человек, весь офицерский состав полка. Больше половины иноземцы. Они держатся чуть наособицу от наших. В принципе им до одного места, кому присягать, лишь бы зарплату вовремя платили. Причины стремления военных специалистов перебраться к нам в Россию весьма прозаические.

Это и переизбыток этой воинской прослойки в Европе, неплохие условия службы, быстрая карьера и стабильная оплата. Царская казна старалась не задерживать им выплаты. Ну и свою роль играл тот факт, что в России не было такой религиозной нетерпимости как среди католиков и протестантов. Никакого принуждения к смене веры. Наоборот, как грибы росли кирхи и костёлы. Никто не запрещал молиться по любым обычаям. После военных кампаний в Польше большую часть иностранцев увольняли, но часть оставалась. Другие же возвращались с семьями и товарищами, принимая русское подданство и становясь со временем настоящими патриотами.

Но выступили мы только следующим утром. Пока гусары готовились к маршу, мне пришлось много писать, рассылая гонцов в Казань, Новгород, Тверь, Псков, Астрахань и другие города. Там я предлагал воеводам и царским наместника сохранять спокойствие и не поддаваться на предложения клики Матвеева.

Вот будет сюрприз, если данные, изложенные в послании Ртищева не подтвердятся полностью. Но откуда тогда попытка Юнгмана склонить офицеров к измене?