В комнату зашла ещё одна женщина, крепкая и низкорослая, она с трудом тащила на ремне, перекинутом через плечо, огромную корзину с крупными поленьями. Подкинула сразу два в камин и села передохнуть.

— Борка, на ночь не забудь ещё принести. А то будет, как этой ночью, холодина снова… — Санти приказывала, даже не поднимая голову от своего ларца.

Из еды ей предложили довольно мягкий белый хлеб, миску странной похлёбки, хорошо хоть, что горячей. Тут надо Анги спасибо сказать. Пока Ирэн по своим делам бродила, девушка котелок пристроила возле огня. Потому подмёрзшая и усталая Ирэн и наслаждается сейчас горячим варевом.

В похлёбке – кусочки мяса, непонятный сладковатый овощ крупными ломтиками, что-то нарезано плоскими небольшими кругами

– по цвету похожее на не слишком яркую свёклу, а по вкусу – больше на морковь* варёную. Вот только цвет у овоща неприятный… Ещё там было что-то непонятное, добавленное, похоже, для густоты**. Сушёная травка – укроп, вроде бы, и изрядное количество перца. Но есть Ирэн хотелось так, что рассматривать она ничего не стала – работала ложкой. Второе блюдо было представлено половиной жареной курицы. Жестковатой и злобно-перчёной. Отщипнув кусочек, Ирэн решила, что и так сыта.

Десерт лежал отдельно. Анги убрала миску из-под супа, просто сдвинув её на середину стола, где уже стояли грязные тарелки, и подвинула Ирэн круглый медный поднос. На подносе перед ней –

 

надрезанная головка очень вкусного и мягкого сыра. Плетёная косичкой сдобная булка, ещё даже тёплая. В горшочке дожидался мёд, хоть и засахаренный уже, но тоже вкусный. А больше всего порадовала огромная груша. С грубой, пятнистой шкурой, но потрясающе сочной, маслянистой мякотью. К ней прилагалась большая двузубая вилка. Покрутив её в пальцах, Ирэн отложила грушу и подозвала к себе Питера. Он всё это время сидел на совсем низкой скамеечке у самого входа в комнату.

— Питер, вилка зачем нужна? — спрашивала шёпотом, чтобы никто не услышал. Анги-то, конечно, слышит, но делает вид, что ей вовсе не интересно.

Сообразив, что лучше говорить потише, мальчишка наклонился к её уху и, смешно посапывая, начал обучать:

— Вы, госпожа Ирэн, грушу-то на вилку насадите. Во-о-от… А теперь вон тот нож малый возьмите и шкурку тоненько срежьте… да не так! В другую руку нож-то… во-о-от! А теперь грушу кусайте… Ну, конечно, неудобно, зато пальцы чистые останутся… да, течёт по подбородку-то, конечно… и по вилке течёт, но так принято! Да не я это придумал, этак все высокородные едят!

Груша, не выдержав издевательств, сорвалась с вилки и шлёпнулась на колени Ирэн…

Санти захлопнула наконец крышку ларца, повозилась и закрыла его на ключик. А ключик прикрепила к небольшой связке у себя на поясе.

— Линта, на место убери! — скомандовала, а не попросила она.

Линта, немедленно бросив своё дело, подошла к ларцу и, с некоторым трудом подхватив его на вытянутые руки, пошла рядом с госпожой Санти. В углу, не замеченными ранее госпожой Ирэн, стояли два длинных расписных сундука. Одним из ключей со своей связки сестра открыла правый, тот, что был украшен зелёными и чёрными полосами орнамента. Линта поставила туда ларец, и госпожа закрыла сундук на здоровый навесной замок.

Второй сундук невольно приковал внимание Ирэн. По логике, принадлежать он должен именно ей. В похожем сундуке, только поменьше и попроще, когда-то, в деревенском доме своей бабушки, она видела всякие интересные штуки. Там бабуля хранила своё добро. И она же рассказывала, что с этим сундуком она и пришла в дом мужа.

 

— Приданое у меня было по тем временам голодным – богатое, Ирочка. И ситцы даже разные, и шёлковое платье, и бельё постельное. Да уж маменька-то покойница собрала меня любовно, земля ей пухом…

Певучий голос бабули зазвучал в голове, как живой…

Задумавшись и погрузившись в т1плые воспоминания, Ирэн выпустила из внимания то, что произошло с остатками еды на столе.

На медный поднос Анги поставила горшочек с мёдом, положила половину несъеденной булки и прикрыла его высокой полусферической крышкой, такой же, как и та, что Ирэн видела в покоях леди Беррит. А вот половина курицы, груша, так и не доеденная Ирэн, белый хлеб и остатки похлёбки в котелке, не слишком и большие остатки, надо сказать, унесены были в угол комнаты, тот самый, очень скудно освещённый. До сих пор Ирэн не могла рассмотреть, что там за холмы и бугры на полу.

Вся прислуга в комнате, включая Питера, подтянулась туда. И сорокалетние женщины вышивальщицы, шустро бросив работу, поспешили подойти к этому сборищу. Линта подняла с пола корзину, вытащила из неё несколько непонятных, но очень похожих на половинки бурых мячиков предметов, и раздала всем слугам. Она же, взяв котелок с остатками похлёбки, вылила по две-три ложки в каждую протянутую ей половинку. А потом все расселись кружком, кто на тех самых тёмных буграх, кто на низких скамеечках, и начали кусать эти самые половинки.