Дверь в тамбур была хлипкой — каркас, обитый оргалитом, сверху краска едкого коричневого цвета. Открыли, затащили уже полностью отключившегося Саню до его квартиры. Позвонили. Звонок не работал, тогда постучали. За дверью раздалась шаркающие шаги, в дверном глазке потемнело.

— Кто там? — неуверенно спросила мать Сани.

— Здравствуйте, Людмила Константиновна, — память услужливо подсказала имя женщины. — Это Вадим Каменев, я Сашу привел…

Не успел я договорить, как загремел расхристанный советский замок, дверь открылась вовнутрь, как это еще было принято в наших старых домах. Мать Сани бросила на нас с Дюсом беглый взгляд, с ужасом уставилась на своего сына, безвольно поникшего на наших плечах.

— Саша! Да что же это такое!.. Опять⁈ Ребята, давайте его сюда, пусть проспится! Спасибо вам, Андрей, Вадик! А я думала, вы перестали общаться… Саша так расстроился, он постоянно о вас говорит, особенно о тебе, Вадик…

Она говорила и говорила, пока мы затаскивали обмякшее тело в комнату — Саня жил в маленькой, большую занимали мать с дедом. Остро пахло экскрементами, ведь старик ходил под себя, а эта маленькая хрупкая женщина не вывозила на своих плечах и его, и непутевого Саню, спивавшегося с первой космической скоростью. А я ведь помню ее другой, они с моей мамой и мамой Дюса вместе выгуливали нас на площадке, водили нас в цирк, в городской сад. Веселая жизнерадостная женщина, которую подкосила смерть мужа и алкоголизм единственного сына.

Кажется, я вспомнил еще кое-что. Перед своей последней отправкой в Чечню Саня женится на какой-то девчонке из деревни, пропишет ее в квартиру. Потом, когда станет ясно, что он больше не вернется, вдова очень скоро найдет себе нового ухажера, в квартире начнутся пьянки. Первым уйдет дед, второй — мама Сани. Мне говорили об этом мои родители, когда я приезжал к ним с короткими визитами из Москвы. Я не особо слушал, а сейчас вот как огнем обожгло… Возможно, потому что и со своими я обойдусь потом не лучшим образом.

Все это мельтешило в моей голове, пока мы укладывали Саню на кровать, пока рядом суетилась его мама, пытаясь всучить нам скромные конфеты, но мы отказывались, потому что знали — для них даже это редкость. Я смотрел на старые протертые ковры, пожирневшие обои, черно-белый «Горизонт» с треснувшим экраном, заляпанные чем-то дверные ручки и выключатели… Мешок картошки в прихожей — его дали какие-то сердобольные люди. Нет, не какие-то. Мои родители. В таких мешках дядя Максим с тетей Ниной передавали картошку и корнеплоды.

— Людмила Константиновна, — я вежливо, но решительно прервал поток сетований. — Мы завтра с утра ждем Сашу на стадионе. Напомните ему, пожалуйста, мы договаривались.

— Конечно, Вадим! Он придет, он придет, обещаю!

— До свидания! — мы попрощались.

Находиться долго в этой квартире я просто не мог. И не потому, что там было грязно. От осознания, где я оставил друга, который переживал, что мы потерялись, и не мог выкарабкаться сам.

— Наконец-то, — покачала головой Ника. — Все в порядке?

Лиза по-прежнему скромно молчала, не вмешивалась.

— Да, довели до кровати, все хорошо, — кивнул я.

— Боже мой, нормальный ведь парень был, до чего сам себя довел, — Ника слегка смягчилась, однако по-прежнему не особо сочувствовала Сане.

Но я просто не мог поступить в этой жизни так же, как в прошлой.

— Это и обидно, — проговорил я. — Мечтал в армии служить, сам пошел, а там его, как назло, и сломали.

— Блин, его правда там, в армии, табуреткой били? — вставил Дюс. — И кто-то вроде бы на его глазах там из окна выпрыгнул. После такого трудно держаться.

Мы шли по Роговику, это был самый короткий путь к берегу Каменки с лодочной станцией. Улочка тихая, машины почти не ездят, и можно спокойно поговорить. Лиза все еще молчала, хотя Лещенко тоже знала по школе. Видимо, для начала хотела послушать, как к нему относятся в нашей компании.

— И что? — сверкнула глазами Ника. — У меня вот сегодня такое было!.. На Карпинского соседи милицию вызвали, там соседка восьмидесятилетняя из квартиры давно не выходила, потом вонь по всему подъезду пошла. Дверь вскрыли, зашли вместе с бригадой медиков, а там — женщина эта прямо в ванне умерла, разбухла в воде от времени… Лиза, что с тобой?

Я повернул взгляд в сторону поэтессы. Ее шатало, лицо было бледно-зеленым. Если честно, история Ники и вправду была не для впечатлительных. Дюс приобнял Лизу за плечи, отвел ее в сторону.

— Ну, так вот, — продолжила Ника уже для меня одного. — И один из этих придурков-ментов не нашел ничего умнее, чем ткнуть в нее пальцем. А там газы… Короче, тело разорвало. И, как ты понимаешь, халаты бригады пришлось после этого отстирывать мне. Но я же не пью!

— Ты права, — согласился я, пытаясь теперь забыть рассказанную ей историю. — Но в то же самое время нельзя сравнивать людей в экстремальных ситуациях. Я вот не знаю, как бы сам поступил на месте Сани.

— Ну, ты бы точно не стал так пить, — с жаром возразила Ника. — Ты бы справился! Потому что ты сильный, а он слабак!