Вот что за человек этот Павел Евгеньевич? Только я его недавно похвалил мысленно за успехи, а он опять начал грубо работать.

— Признание в чем, извините? — я старался говорить вежливо, хотя внутри все, честно говоря, клокотало. В голове даже промелькнуло несколько жестких вариантов ответа Арзамасцеву, но мое взрослое сознание помогло сдержаться.

— Упираться не советую, — стоял на своем следователь, но я скорее почувствовал, чем услышал, что его голос дрогнул.

— Да вы о чем, нафиг?

Я придержал за руку возмутившегося было Валерку, повернулся к нему, покачал головой — мол, я сам разберусь. Медики тем временем продолжали паковать умершего наркомана и на нас уже не обращали внимания.

— Нам не в чем признаваться, товарищ Арзамасцев, — твердо сказал я. — А вот вам лучше бы следить за словами. Во-первых, у вас это пока плохо получается, а во-вторых, знаю я вашу милицейскую привычку пытаться на простого свидетеля что-то повесить.

Вышло немного грубовато и прям по лезвию, но я знал такой тип людей, которые только так и понимают.

— Я готов дать свидетельские показания, и мой брат тоже, — я указал на Валерку, и тот кивнул, улыбаясь во весь рот. — Подчеркиваю, свидетельские.

Я специально сейчас не дал Арзамасцеву сразу высказаться, а сам предложил нужный вариант. У меня и так теперь есть опасения, что молодой следователь еще меньше станет меня любить. А у обиженных милиционеров есть неприятные рычаги давления. К счастью, сказалась моя уверенность, куча свидетелей и неопытность самого Павла Евгеньевича.

— Да я сразу понял, что вы тут ни при чем, — он вполне дружелюбно улыбнулся. — Но, сами понимаете, профдеформация…

Какая у тебя, к лешему, профдеформация уже после института? Так хотел сказать я, но не стал.

— Согласись, Каменев, твоя вездесущесть, — продолжал, между тем, следак, — наводит на определенные подозрения. А тем более еще тот труп на набережной… Другие бы вообще тебя под подпиской о невыезде задержали.

И опять он начинает.

— Павел Евгеньевич, — я все-таки не стерпел. — Насколько я знаю, расследование по серийным убийствам ведете не вы, и мне даже интересно, откуда у вас информация о чужом деле. А во-вторых, какая еще подписка о невыезде? Я свидетель. Вы что, процессуальный кодекс не знаете? Давайте до книжного дойдем, вместе почитаем.

Валерка наблюдал за моим выступлением с громадным интересом. Да и не только он — медики то и дело косились, а молоденькая медсестра даже пару раз хихикнула. Патрульные, с которыми приехал Арзамасцев, смотрели на меня, напротив, весьма недобро.

— Ну, это я так, факты озвучиваю, — Арзамасцев опять превратился в рубаху-парня. — Время не будем зря терять, садитесь писать.

* * *

— Вадюха, ну ты просто сила! — Валерка был под впечатлением, но сумки свои теперь не выпускал из рук. — Я и не знал, что ты у нас таким крутым стал! А то бегал маленький шкет, смородину поедал… Помню, ты потерялся, твой батька, дядь Слава, и мой отец с ног сбились. Искали, искали — а ты лежишь под кустом и ягодки кушаешь!

Он ударился в воспоминания, а я задумался, почему мы с двоюродным братом перестали общаться. Валерка с такой теплотой сейчас говорил обо мне, так восхищался, хотя был постарше, что мне стало даже неловко. А ведь это не он меня бросил… А я! Сам! Похоже, что меня, успешного бизнесмена, в какой-то момент стал напрягать простоватый родственник из деревни. Сколько же я наворотил в прошлой жизни… А как обошелся с папой, и вспоминать не хочу. Просто теперь все будет по-другому.

— Ты, главное, Валерка, держись меня, — сказал я, приобняв брата за плечо. — И спрашивай, если что нужно или просто непонятно.

— Спасибо, Вадюха, — кузен просиял. — Вот как знал, что на тебя можно положиться. И бате своему так сказал: ты, говорю, в своем брате уверен, в Славке, а я, говорю, в своем — в Вадюхе. Слушай, из сумки протекает… Похоже, разбилось что-то, пока мы с тобой по участкам бегали. Блин!.. Мать с бабкой вам всего собрали — варенья, грибов соленых, огурцов всяких. А батька даже утятины вам прислал, с Куртоном на охоту недавно ходили.

— Так давай посмотрим.

Если честно, я даже удивился, что Валерка свои сумки не потерял. Сначала от милиции уходили, потом история с наркоманами… Наверное, в какой-то момент задел обо что-то или даже уронил. Несколько банок действительно оказались разбитыми, из них вытекал рассол. Но в целом там лежало столько разнообразной снеди, что до меня окончательно дошло, почему у нас в девяностых почти всегда был относительно сытный стол. Это все дядя Максим, его жена тетя Нина и бабушка Люся. И еще целая куча деревенских родственников по папиной линии.

— Эх! — в возгласе брата было столько горечи и безнадеги, сколько в сплиновской песне «Выхода нет». Ее бы я, кстати, сейчас послушал, но выйдет «Гранатовый альбом» только через пять лет.