— Ходить ни за кем не надо, — сказал я. — А вот проследить за подозрительными типами будет полезно. Вдруг попадется и сам маньяк. У тебя же под рукой активная мелочь, «скорлупа». Пускай они покрутятся, информацию накопают…

— А вы, парни, часом не в менты подались? — прищурился Тонна. — Зачем это мне?

— Слушай, — я внимательно посмотрел на него. — Тут не до блатных понятий и не до слова пацана. Это зверь в человечьем обличье, и жертвой его может стать кто угодно. Любая девчонка. У тебя же есть кто-то?

— Естественно! — рисуясь, хмыкнул мой собеседник. И тут же понял.

— А ты прав, — уже серьезно кивнул он. — Такую мразь на воле держать неправильно. Подумаю, прикину че как… Скорлупу-то придется с мойки снимать.

— Да ладно, Тонна, — я улыбнулся. — Как будто у тебя все и всегда при деле. Займи тех, кто по улице просто так шныряет, фигней занимается…

«А я расходы оплачу», — едва не сорвалось с губ.

— Понятно, что тут и мой интерес, — быть должником Тонны я не собирался, но и платить ему живые деньги было бы опрометчиво. Лучше услуга за услугу. — Так что я твоей бригаде могу организовать проходку в новый зал к Жогину. Ну, и тебе, разумеется. Скажем, два часа в день открытия.

— Видаки? — он затянулся сигаретой и выдохнул наружу, в стылый августовский вечер. — Хороший размен. И «скорлупа» будет при деле, и награда не стремная. А еще, конечно, тварь эту срисовать попытаемся…

— Значит, договорились? — я протянул Тонне руку.

Толстяк щелчком выбросил окурок с балкона и от души хлопнул ладонью по моей пятерне.

* * *

Утром меня разбудил Валерка, который в деревне привык вставать с рассветом. Родители уже умчали на работу, прихватив с собой Серегу, который весь день будет в садике. Вчера его забрала мама, и вечером нам с отцом и Валеркой пришлось прослушать порцию очередных жутких слухов. Неудивительно — мама переволновалась, а Серега еще совсем мелкий, вот она и вывалила на нас свои переживания в виде услышанной где-то болтовни. Но мы ее успокоили.

На завтрак поели вареных яиц «в мешочек», попили цикория — жалкого заменителя кофе. Зато с конфетами «Коровка», которые матери кто-то подарил на работе. Потом собрали сумку с едой и термосом, ее вызвался таскать Валерка. Отдельную сумку, пустую, взяли для покупок. Спустились во двор на десять минут раньше, но парни уже нас ждали, даже Илюха. Потом вышли девчонки, и мы в первую очередь сопроводили их до работы. И только потом отправились на вокзал, дав им клятвенное обещание быть предельно аккуратными.

Добрались в переполненном автобусе, отстояли громадную очередь в кассу — ни о каких терминалах еще даже разговоров не было. Электричка до Ярославля отправлялась в 8:30, у нас еще было примерно четверть часа, так что мы взяли по чебуреку и даже умудрились занять места в зале ожидания — очередной дальняк как раз отошел от перрона, и пассажиров было совсем мало. Те же, кто ездил на работу в Ярик, уже умчались на семичасовой.

— Значит, так, парни, — Саня отложил свой чебурек на соседнее кресло, подложив бумажку. — Чтобы у нас дело пошло сразу и споро — вот моя доля.

Он внимательно огляделся, пригнулся, аккуратно залез под джинсовую куртку и выудил из-за подкладки пачку согнутых вдвое зеленых купюр.

— Здесь два штукаря, — сказал он и протянул мне. — Хватит?

— Саня, — я не торопился принимать деньги, чувствуя, как внутри поднимается тревога. — Где ты их взял?

— Да тут, короче, скопил немного, — неумело соврал он. — И у матери попросил, объяснил, что это на бизнес. Она тебя очень уважает, Камень, даже сомнений нет никаких в том, что ты не обманешь.

— Саня, говори честно, — я положил руку ему на плечо и немного сжал. — Откуда деньги?

— От Льва Кирилловича, — друг не выдержал. — Мать у него уже занимала, отдала вовремя, так что он почти сразу согласился одолжить еще.

— Под десять процентов? — я тяжело вздохнул.

Лев Кириллович Невмержицкий был известным в нашем микрорайоне ростовщиком. Звучит странно по меркам двадцать первого века, но тогда, в девяностые, такие люди не были редкостью. Ходили они, что понятно, под бандитами, которым отстегивали долю. А зарабатывали тем, что ссужали деньги нуждающимся, кому не давали кредиты в банках. Только проценты у ростовщиков были адовыми — десятка в месяц. То есть одной только маржи с Саниных двух тысяч Лев Невмержицкий уже через месяц должен был получить две сотни.

Так люди и попадали на счетчик — проценты капали, и вернуть долг порой оказывалось невозможно. Кто-то снова занимал, только у другого ростовщика, и вновь через некоторое время проваливался в кабалу. Другие, желая поскорее расплатиться, продавали имущество, в том числе автомобили. А третьи оказывались на улице, отдавая в уплату и жилплощадь.

— Ну да, под десять процентов, — закивал тем временем Саня. — Но это же немного? Мы ведь скоро заработаем гораздо больше и раскидаем, так ведь?

— Блин, Санчес, — Дюс поскреб колючий подбородок. — Ты бы хоть посоветовался.