Валентин вздохнул. Оглядел стол. Все бумаги по папкам. Папки в стопках по важности, стопки по срочности, слева или справа, сверху вниз и по цветам… Карандаши наточены до смертельно опасной остроты, авторучки по линейке… Ровнехонько все. Даже не придерешься! Он снова раздраженно вздохнул. Нужно идти. Не хотелось, но было нужно. Полковник с него три шкуры спустит за недогляд и опоздания! Но, как же можно было предугадать, что вот эта хреновина, которой ни разу никто, казалось, не пользовался, окажется важнее вон той, затертой до дыр?! Зато микроскопов у них штук тридцать! Будут вместо молотков, наверное, теперь использовать!.. Ведь те самые молотки брать не стали… Что ими на корабле забивать? А вот хотя бы напитавшиеся морской соленой влагой доски паркета, которые топорщатся, и, словно капканы, норовят схватить за обувь! Да! И жрать приборные стекла! Ведь пришлось пожертвовать немалой частью провизии, чтобы загрузиться под завязку, как выяснилось теперь, никому не нужным оборудованием!

Он встал. Одернул пиджак и решительным шагом вышел из комнаты. До того, как он окажется в кабинете начальника, нужно было отыскать главного инженера и ученого. Стребовать с них объяснений по сложившемуся недостатку жизненно важного оборудования. В конце концов, он не может же лично за всем следить! Вот, да, точно! Он не может за всем следить, ему нужен личный заместитель… Нужно будет записать эту фразу, чтобы потом сообщить полковнику… Кхм. Да… Личный заместитель… Валентин покатал эту фразу на языке и, обсосав со всех сторон, выдал новую формулировку: сек-ре-тарь! Ему нужна секретарша! Определенно!..

Полковник и Решетов находились в капитанской каюте. Валентин, хоть и был теперь вторым по значимости занимаемой должности, но все же, по привычке, слегка постучал в дверь, и вошел, лишь когда четкий, хорошо поставленный голос разрешил.

- Валенти-и-и-ин! - улыбнулся полковник, чего с ним почти никогда не случалось. – Заходи! Присаживайся! Выпьешь?

Начальник явно был в хорошем расположении духа. Вообще, с момента, как они покинули берег, он как-то изменился. Веселее, что ли, стал. В глазах появилась дьявольская искорка, черты лица немного разгладились, даже голос стал чуть мягче временами, каким-то вальяжным, раскатистым. Валентин хорошо умел читать людей. Иначе бы он никогда не достиг подобных высот и то, что он видел сейчас, ему… не нравилось. Безответственность и надменность. Всевластие и безумие. Полковник, убрав со своего пути генерала, стал похож на сорванца, лишившегося родительского контроля. Ему стало дозволено все. Никто не мог теперь сказать ему слово против… Азная этого опасного человека уже довольно хорошо, Валентин ничего хорошего от этого не ждал, но! Всегда было одно но! Грела надежда на то, что находясь слишком близко к высокому начальству, всевозможные кары этого самого начальства его минуют. Потому он и старался быть полезнее остальных. Ведь полезных - не убирают, ими дорожат!

Он прошел, кивнул. Полковник, собственноручно, не выпуская из пальцев дымящейся сигары, нахлестал полный бокал ароматного коньяка. Щедро, до самых краев, словно воду. Было видно, что и сам он, и ученый, уже изрядно приложились к напитку. На полу стояла одна пустая пузатая бутылка, а в этой, если продолжить разливать такими порциями, осталось максимум еще на один бокал, что тут же и подтвердилось. Полковник налил себе так же щедро и потянулся за третьей.

- Валентин, - пригубив сигару кончиками губ, следом выдохнув дым в потолок, а после прищурив один глаз, обратился к нему начальник. – А ты знаешь, что вот этот человек - гений?

- Да ладно вам, - отмахнулся, откинувшись в кресле, и положив ногу на ногу, улыбающийся профессор Решетов. – Ничуть! Мои методы, на которых основывается вся моя работа - очень стары! Я же вам говорил! Я лишь разработал технологию, и доработал старые идеи.

- Ой, я вас умоляю, - прервал полковник, потянувшись за бокалом. – Лучше расскажите моему другу все, что вы рассказали сейчас мне. Мне тоже интересно снова послушать, а заодно выясним, считает ли вас Валентин Олегович гением…

- Товарищ полковник! - попытался возразить помощник, но начальник нахмурился, и Валентин благоразумно замолчал.

Ученый пьяно зажмурился. Растянул губы еще шире, закинул руки за голову и принялся вещать.

- Все это еще в Советском союзе пытались применить, после рассекречивания архивов Аненербе, но тогда не имелось такой базы, как сейчас. Немцы в то время далеко зашли, а наши ученые доработали. Мне всего лишь оставалось… Мои схемы основаны на генетической памяти. Валентин, вы знаете, что это такое? Нет? О! Это очень интересная вещь! Вот вы, к примеру, знали, что южноафриканские слоны до сих пор ходят тропами, проложенными еще их предками сотни лет назад. Нет? А прошу заметить, троп как таковых там нет… Они просто знают куда идти. Или, например, почему младенец, только что вышедший из, утробы матери, приложенный к груди, тут же начинает сосать титьку. Почему именно так? Почему он это делает, почему ОНИ это делают.

- Сосательный рефлекс, - нахмурился Валентин, вспомнив термин.

- Именно! А откуда он взялся?

- Генетическая память?

- Именно! – Решетов прищурил глаз. – Па-мять! Она есть у всех! Даже у растений… Не такая, конечно, но есть… Так вот! А что, если я скажу вам, что вот эта самая память может быть… записана?!

- Куда?