Мы забрались в пирогу и отправились на тот берег.

Недалеко от отельчика на главной улице расположилась дощатая постройка. В ней разместилась контора заповедника «Человек и биосфера». Здесь, под крышей, в тени и прохладе, стояла коробка, откуда высовывались усы. Там находилась самая крупная самка ай-ай, которую мне когда-либо доводилось видеть. Она смотрела на нас мягким любопытным взором, словно любимая хозяйская кошка, сидящая на подоконнике. Можно было подумать, что она и родилась в неволе.

— По-моему, она старая, — сказал Ролан. — Если не старая, то уж в зрелом возрасте точно.

— Ну, для фильма это не имеет значения, — заявил я. — Спасибо, Ролан, мы перед тобой в неоплатном долгу.

— Нет проблем, — ответил тот.

— Как мы назовем ее? — спросила Ли.

— Верити! — твердо сказал я.

— Почему Верити? — заинтересовался Джон.

— А почему бы нет? Старинное красивое викторианское имя. И потом, Фрэнк снискал себе славу своими «правдивыми фильмами».

— Хм, — пробурчал Фрэнк. — Надеюсь, вы не имеете в виду эпизод, когда я пытался усадить Джина Отри на лошадь?

— Ничего, пусть называется Верити, — настоял я.

Быть посему — и мы сохранили за животным новое имя, даже когда открыли, что это самец.

Теперь, когда у нас на вооружении был Профессор Нет Проблем, мы могли приступать к более активным действиям. Как и всегда на Мадагаскаре, первое, с чего мы начали, — нанесли визит президенту округа Мананара. Он оказался милым и спокойным малым, однако под маской свойственного мальгашам добродушия с трудом скрывалось его отношение к нам как к неисправимым чудакам, сбежавшим неизвестно из какого сумасшедшего дома. Но поскольку мы выглядели скорее блаженными, чем буйными, президент выразил свое восхищение тем, что мы будем работать на подвластной ему территории, и радушно приветствовал нас.

Оказав своим визитом честь главе местной администрации, мы двинулись по мощеной «дороге предков» и доехали до деревни Антанамбаобе, где Ли приметила место для базового лагеря. Понятно, вдоль дороги не осталось и намека на настоящий лес, зато можно было попытаться порадоваться плодам человеческой деятельности. Вот уголки буйной растительности, над которыми распростерли свои веера пальмы равенала; вот небольшие поля риса в овражках, куда эрозией нанесло немного плодородной грязи; они были похожи на пятна изумрудно-зеленой акварели из детского набора красок. Деревенские дома утопали в ухоженных садах, где росли личи с ярко-оранжевыми плодами и гвоздичные деревья столь аккуратных удлиненных яйцеобразных форм, что их можно было принять за чудо искусства стрижки деревьев.

Подвигаясь вперед, мы вдыхали самые разнообразные ароматы листьев, на которых играло солнце, чудесный запах земли и прелой листвы, напоминавший запах сливового пирога. Но вот въехали в деревню — и были очарованы ароматами кофе, гвоздики, ванили, разложенных для просушки на тростниковых подстилках. Высыхая на солнце, они наполняли воздух волшебными благовониями.

Антанамбаобе оказалась большой деревней в несколько тысяч душ; а с первого взгляда не подумаешь — домики так разбросаны среди кокосовых и гвоздичных плантаций, что, если бы не череда домов вдоль дороги, можно и не узнать о таком скоплении населения. Здесь мы встретились с уполномоченным провинции. Назначенные правительством чиновники, зачастую не из числа исконных жителей, обычно (как мы скоро в этом убедились) находятся в натянутых отношениях с местным населением. А как же иначе: назначенные правительством, да к тому же не местные — целых два черных клейма!

«Уполномоченного» звали Жером. Его улыбка заставляла непроизвольно хвататься за карман, чтобы убедиться, цел ли бумажник. Очевидно, Жером был польщен, что мы выбрали для своей работы подвластную ему деревню, а на наши перегруженные машины он смотрел восторженно, даже с восхищением.

Он широко улыбнулся, обнажив множество разрушенных, как у большинства мальгашей, зубов. Любой дантист, который заглянет в этот благословенный уголок, или навсегда потеряет покой и сон, потому что столько гниющих клыков он не увидит даже в самом страшном кошмаре, или же решит обосноваться здесь и сколотить состояние. По сравнению с крепкими, белыми зубами африканцев, блестящими как надгробия из итальянского мрамора, во рту у мальгашей обычно сталактиты и сталагмиты всех оттенков черного, желтого и зеленого, способные вызвать шок. Впрочем, у Жерома среди останков выкрошившихся передних зубов, словно солнце меж несущихся по небу грозовых облачков, сиял аккуратно вставленный золотой зуб. Правда, автор сего блестящего украшения был или дилетант, или так волновался за порученное ему ответственное дело, что в итоге коронка зуба оказалась ненавязчиво нависающей над нижней губой Жерома.