Хватит уже, наигралась в семью. Может, удастся договориться с этой кир Вассой? Похоже, я просто не могу всерьёз воспринимать эту ситуацию – слишком она безумна. Какая я, к лешему, попаданка?! Только вот, похоже, что мироздание к моему недовольству абсолютно равнодушно. Сидит напротив меня эта нереальная Кана, в этом нереальном мире, и рассказывает вот это вот всё. И мнение моё никого не интересует. Мирозданию плевать, нравится мне ситуация или нет…

— Ой, Фания, заболталась я с тобой! У меня ещё со стола после обеда не убрано, сама знаешь, кир Васса недовольна будет. Я вечером приду, деточка. А вот тут я тебе попить оставила.

От разговора я устала и снова погрузилась в дремоту. Разбудили меня тяжёлые шаги за дверью. В маленькие окна светило предзакатное солнце, окрашивая лицо высокой женщины, что без стука вошла в дверь.

Тёмные волосы зализаны в высокий узел. Ярко-зелёное платье, сверху — вязаная шаль со сложным рисунком. Похоже, не столько для тепла, сколько – для статуса и красоты. Крепкая и белокожая, как будто не в деревне живёт. Пожалуй – красивая, если бы не такое постное выражение лица. Прямой нос, крупноватый чёткий рот, уголки опущены вниз, густые брови и роскошные ресницы. А вот глаза - светло-серые, какие-то мутноватые. В ушах – довольно крупные чеканные серьги, воротник платья заколот брошкой в форме птички. Мягкие, даже на первый взгляд, белые руки – сложены одна на другую чуть ниже пояса.

— Стефания, завтра в гости придёт твой жених со своей матерью, почтенной Павой кир Пунт. Я желаю, чтобы ты была достойно одета к обеду.

Голос её подвёл. Неприятный, скрипучий, почти как пенопластом по стеклу. У меня непроизвольно поджались пальцы на руках и ногах.

Повернулась и вышла.

Ни тебе вопросов о здоровье, ни тебе сочувствия… «Я желаю…»!

Похоже, что и здесь я вляпалась по полной…

Только есть ли у меня хоть какой-то выбор? Вечером придёт Кана – нужно будет подробно расспросить обо всём подряд. И хорошо бы с утра прогуляться, посмотреть, на что похожа эта самая Монча. И очень бы не мешало вымыться и сорочку поменять. А заодно узнать, наконец, как я выгляжу. Нравится мне это или нет, но что-то я слабо верю, что меня домой вернут.

Правда, не верю я и в то, что эта тётка сможет меня в бараний рог скрутить. Я СССР пережила и девяностые. Всего наглоталась, и без денег по полгода жила, и полы мыла, и за тряпьём ездила в Польшу с челноками. И на похороны менее удачливых знакомых-бизнесменов ходила... Что-то я разнежилась тут, на этом грязном чердаке. Боюсь, никто не собирается дать мне время отлежаться.

Вечером, ещё засветло, Кана повела меня в мыльню.

— Фания, пойдём, пока кир Васса из гостей не вернулась. Иначе опять…

Фразу Кана не закончила, но я понимала, что вряд ли настоящая Фания ладила с этой дамой.

— Кана, а ты кто?

Она растерялась, заморгала глазами, просто не поняла вопрос.

— Ну, ты родственница моя или горничная?

— Фания, я сестра двоюродная кир Вассы. Она меня из милости взяла, когда дом сгорел мой.

Нормальная такая милость – сестру в служанку превратить. Очевидно, Кана и сама понимала всё это.

— Ты не думай, что она плохая! У меня и платье есть нарядное! И есть кир Васса позволяет досыта.

— Значит, к тебе тоже нужно обращаться кир Кана?

— Нет, что ты! Кир она стала, когда за твоего отца замуж вышла. А так-то она тоже в селе родилась, не высокородная. Бери вот, халат накинь и иди уже. Я сейчас бельё поменяю и догоню тебя.

Сперва я спустилась по крутой лестнице с чердака на трясущихся от напряжения ногах в крохотный закуток.

Дальше – небольшая прихожая и две двери, одна напротив другой – «парадный» вход и выход на тот самый задний двор, куда смотрели окна моего чердака. И по длинной стене — четыре двери, выкрашенные светло-голубой масляной краской. Напротив дальней двери – большое окно в стене, без стекла. Сейчас оно закрыто белыми деревянными ставнями.

На двух, ближайших ко входу в дом, набит рисунок по трафарету. Белый пышный букет, что-то вроде пионов. Розовые цветы и ядовито-зелёные листья.

Толкнула одну из дверей с цветочками – горница. Ну, или зал. Стол под красной плюшевой скатертью, на столе белоснежная кружевная салфетка, на ней – стеклянная вазочка с искусственной розой. Идеально ровно расставлены шесть стульев с резными спинками. У противоположной от входа стены, между двух небольших узких окон с белыми кружевными занавесочками – огромный буфет. Верхняя часть застеклённая, со средней полки свисает кружевной уголок салфетки. Там выставлены бокалы, стеклянные кувшины и развёрнуты к зрителям два больших блюда с цветочным рисунком. Деревянный диванчик с узорами на спинке и тремя одинаковыми расшитыми подушками на сидении. Над диванчиком – овальное небольшое зеркало, прибитое слишком высоко и неудобно – в него даже нельзя посмотреться.