Саймон Хикс, новый секретарь Фонда, был ярким, энергичным и преданным делу человеком. Он рассматривал свою работу не только как честь и радость, но и как служение — «служение господу в сохранении творений его». В молодости Джерри представлялся ему героем, но окончательное просветление на него снизошло, когда, находясь в Африке, он провел два дня в Кении с Джорджем Адамсоном и его львами. После этого он не представлял себе жизни без животных. В Джерсийском зоопарке он начал работать начальником отряда добровольцев, которые рыли пруды, строили мостики, валили и сажали деревья. Энтузиазм и эффективность, с которой молодой человек руководил своими подчиненными, произвели на Джеральда глубокое впечатление. Он решил, что Саймона ему посылает само небо. Пригласив его на Джерси, чтобы оценить состояние зоопарка, Джеральд предложил ему работать в Фонде. «Я не смог устоять перед соблазном внести свой вклад в дело охраны окружающей среды», — вспоминал Саймон. Он приехал 1 апреля 1976 года — этот день стал началом его работы с выдающимся человеком.

«Для Джерри люди всегда были такими же представителями животного царства, как и звери, — считает Саймон. — Поэтому он искал хорошие образчики этого вида. В его книгах люди — животные, и животные — люди. Вот почему читатели так любят его книги, вот откуда это замечательное название «Моя семья и другие звери». Джерри относился к людям, как ребенок. Они казались ему персонажами огромной книги, большей, чем сама жизнь, обладающими уникальными качествами и всегда очень смешными. Если вам посчастливилось достаточно долго пробыть рядом с Джерри, вы начинали относиться к людям точно так же. Те, кого вы видели всего лишь мельком, внезапно превращались в необычных и интересных людей.

Он не только любил людей, но и живо интересовался ими. Беседуя с Джерри, вы начинали ощущать себя столь же интересным, как и он сам. Он удивительно умел слушать и очень редко говорил о себе. Он превосходно владел речью, его сравнения всегда были точны и неожиданны. Однажды за обедом во Франции, когда нам подали фасоль, я сказал: «Мне очень нравится эта фасоль. Она замечательно скрипит на зубах». Джеральд мгновенно отреагировал: «Да, это напоминает мне скрип снега под сапогами». Действительно, эти звуки были очень похожи. Он всегда считал живую природу волшебством. Он стал охранять природу, потому что ему была противна сама мысль о том, что мир может утратить эту магию».

Тони Оллчерч работал в зоопарке ветеринаром с 1972 года. Впоследствии он стал администратором, не оставив своей медицинской практики. Хотя он и входил в круг «ребят», но никогда не был столь близок Джеральду, как остальные. Возможно, это происходило из-за предубеждения, которое Джеральд испытывал по отношению к ветеринарам зоопарков. «В зоопарке есть только два смертельно опасных животных, — писал он, — это архитектор и хирург-ветеринар». Но Оллчерча такое отношение не смущало: «С годами я стал понимать, что в нашем зоопарке мы делаем очень важное, интересное и нужное дело. Для ветеринара это было самое лучшее место, какое только можно было пожелать. Я работал в самом лучшем зоопарке мира. Я изо всех сил работал и получал за это гораздо меньше, чем если бы занялся частной практикой. Но все мои коллега-ветеринары мне завидовали». В Джерсийском зоопарке ветеринару приходилось сталкиваться с самыми разнообразными по размерам и темпераменту животными — от равнинных горилл до улиток с тихоокеанских островов. Единственным, что объединяло этих необычных пациентов, было то, что они не могли рассказать о своих симптомах и что оба вида находились под угрозой уничтожения.

Большая часть ветеринарной работы в зоопарке проводилась в небольшой больнице. Но для серьезных операций на крупных животных прибывала целая бригада хирургов из Джерсийской больницы со всем необходимым оборудованием и помощниками. В особо сложных случаях операционную охранял полицейский с пистолетом наготове. С самого начала существования зоопарка местный врач доктор Хантер частенько консультировал животных. Его подход заключался в следующем — предупредить болезнь гораздо легче, чем ее потом лечить. «Если животные содержатся надлежащим образом, — считал Тони Оллчерч, — если их правильно кормят, заботятся о них по-человечески, то болезни, несчастные случаи и травмы случаются крайне редко».

В этой работе были и свои трудности. В отличие от домашних животных, которые понимают, что ветеринар хочет им помочь, дикие животные рассматривают ветеринара как смертельного врага. Приходится их усыплять, связывать, надевать на них намордники. «Труднее всего было преодолеть неприятие ветеринара пациентом, — вспоминал Тони Оллчерч. — Очень тяжело было обследовать и лечить животных, которые норовили укусить меня или сбежать, которых приходилось связывать и даже усыплять. Когда Гамбар, наш орангутан, видел меня, он немедленно впадал в ярость, а наш горилла Джамбо бросался на стекло своей клетки и дубасил по нему, когда я проходил мимо. Мне хотелось считать себя ангелом милосердия, но, похоже, для своих пациентов я был ангелом смерти».

Зоопарк и Фонд открыли для Тони Оллчерча целый новый мир. «Я чувствовал, что сижу на вулкане, — вспоминал он. — Энергия Даррелла била во всех направлениях. У меня не было ни минутки свободного времени, постоянно возникали новые проблемы, ставились новые цели. И все это было творением рук Джеральда Даррелла. Я люблю очень немногих, но этот человек как никто другой заслуживал любви. У меня немного героев, но Джерри однозначно был героем. С годами я понял, насколько прав он был».