«Успокойся, дорогой, — рассеянно сказала мама. — Что случилось?»

«Змеи, — прошипел Лесли, — вот что случилось… Этот чертов мальчишка напихал полную ванну чертовых змей, вот что случилось… Отвратительные твари толще нашего шланга… Удивительно, что они меня не укусили!»

Джеральд вытащил змей из ванны, посадил их в большую кастрюлю и вернулся к столу как раз в тот момент, когда Ларри рассказывал гостям: «Наш дом — это смертельная ловушка. Любой укромный уголок или трещина кишмя кишат опасным зверьем, которое только и поджидает, чтобы наброситься. Как я сумел уцелеть, ума не приложу…»

Однажды Джерри и Тео вернулись домой с банкой, полной медицинских пиявок, каждая из которых достигала трех дюймов в длину. В озере Скотини, единственном пресном озере на Корфу, и по сей день водится множество этих ужасающих созданий. По какому-то недоразумению банка опрокинулась, и пиявки расползлись по дому. Ночью Лоуренс в ужасе проснулся оттого, что все простыни были залиты кровью. Ужасное создание сосало его кровь. Это было воплощением самых страшных кошмаров Ларри, апофеозом проделок Джерри.

Лоуренс по-разному оценивал младшего брата. Когда тот копался со своими многоножками, скорпионами или жабами, уважение старшего брата падало до нуля. Но потом он слышал, как мальчик насвистывает Восьмую симфонию Бетховена, что вызывало в нем безграничное изумление. Но даже по прошествии многих лет Лоуренс не изменил своего отношения к занятиям Джеральда. «В детстве он был совершенно невыносим, — говорил Лоуренс своим друзьям много лет спустя. — Ужасная заноза в заднице! В своей книге он выставил себя и самым худшим, и самым лучшим образом. До сих пор не могу забыть эти спичечные коробки, полные скорпионов. Я не мог спокойно присесть в этом доме. А мама постоянно защищала его — стоило произнести лишь слово критики, как она вскидывалась, словно медведица. А тем временем в супе копошились жуки! Нет, он был просто невыносим! Его нужно было как следует выпороть».

Хотя остальные члены семьи не разделяли увлечения Джеральда странными созданиями, Тео всемерно поддерживал своего ученика. Общение с Тео было для Джерри словно папское благословение. Позже Джеральд вспоминал, как они с Теодором отправились исследовать местные водоемы, которые как раз наполнились дождевой водой.

«Я искал черепашку-террапина, жабу, лягушку или змею, чтобы пополнить свой зоопарк, а Тео, вооруженный сачком с бутылкой, выискивал более мелких животных, порой даже невидимых глазом.

«Ага! — воскликнул он, вытаскивая сачок из воды и поднося бутылку к глазам. — Вот это… Гм… Очень интересно. Я не видел ничего подобного с того времени, когда жил в Эпире…»

«Взгляни, Тео», — сказал я, протягивая ему маленького змееныша.

«Гм… э-э–э…да… — ответил Теодор. — Очень славная».

Услышать, что взрослый человек говорит о змее «очень славная», было для меня подобно райской музыке».

Вот так совершенно счастливый мальчик жил на своем райском острове, а формальное образование проходило мимо. Время от времени мама решала, что ребенку нужно чему-то учиться, и отправляла его на уроки французского языка к бельгийскому консулу, еще одному колоритному обитателю Корфу. Консул жил на верхнем этаже высокого, неустойчивого здания в центре еврейского квартала столицы острова. Это был экзотичный и колоритный район с узкими улицами, где было полно лошадей, орущих торговцев, нагруженных ослов, квохчущих куриц и голодных, одичавших котов. Консул был милым маленьким человеком с золотыми зубами и удивительной трехконечной бородкой. Он всегда был одет соответственно своему официальному статусу, носил шелковые галстуки, блестящую шляпу и гетры.

Французскому языку Джеральд так и не научился, но скуку этих уроков скрашивало удивительное увлечение преподавателя. Выяснилось, что консул, как и Лесли, страстный охотник. Порой во время урока он вскакивал из кресла хватал пневматическое ружье прицеливался и стрелял из окна. Сначала Джеральд считал, что консул исполняет ритуал кровной мести, хотя то, что никто не стрелял в ответ, его несколько удивляло. К тому же после каждого выстрела консул утирал слезы и говорил: «Ах, бедная крошка…» В конце концов Джерри понял, что консул, страстно любивший кошек, отстреливал самых тощих и больных животных. «Я не могу накормить их всех, — говорил он. — Поэтому я стремлюсь осчастливить хоть нескольких из них, убивая их. Им так лучше, но мне так грустно…» И он снова хватал ружье и стрелял по другой кошке.