«Как и все на Корфу, — вспоминал Джеральд, — мое обучение складывалось необычно, но счастливо. Я никогда не забуду эту бесконечную череду удивительных профессоров, которые не научили меня ничему полезному, что помогло бы мне добиться успеха в жизни, но дали мне настоящее богатство. Они научили меня жизни». И они показали мальчику не только жизнь, но и свободу, наслаждение, восхитительную красоту и чувственность Корфу.

Джеральд взрослел. В январе 1937 года он отметил свой двенадцатый день рождения. В честь этого события был устроен прием. Джерри разослал всем гостям приглашения, украшенные автопортретом и написанные в стихах. Удивительно, что на этих открытках Джеральд изобразил себя с пышной бородой, довольно плотным человеком, почти таким, каким он стал гораздо позже.

Одним из приглашенных был преподобный Джеффри Карр, капеллан Церкви Святой Троицы, которую посещали все члены английской общины на Корфу. Джеффри был близким другом Тео Стефанидеса и его семилетней дочери Алексии.

Карр вспоминал, что вечеринка удалась на славу. Приглашены были Тео и Спиро, и бельгийский консул, и множество друзей семьи Дарреллов. Лесли, Тео и камердинер последнего короля Греции танцевали «Каламатианос», звери вели себя безобразно, в том числе и вновь прибывшие (на день рождения Джерри подарили двух щенков, которых окрестили Вьюн и Пачкун — и не без оснований). С потолка спускался большой самодельный абажур, собственноручно изготовленный Марго из красной бумаги. Он был наполнен конфетти, мелкими игрушками, сладостями и угощением для крестьянских детишек, которые были голодны не меньше, чем дикие собаки. В самый торжественный момент Тео метким выстрелом из ружья времен Первой шаровой воины, принадлежавшего Лесли, перебил веревку, и абажур рухнул на пол, к восторгу всех собравшихся. Дети мгновенно бросились подбирать подарки, разлетевшиеся во все стороны.

Лесли и Лоуренс отлично разведали окрестности озера Антиниотисса в северной части острова. Вскоре за ними последовали и другие члены семьи. «Это продолговатое мелкое озеро, окруженное густой гривой тростника и камышей, — вспоминая Джеральд. — Оно имеет около мили в длину и отделяется с одной стороны от моря широкий пологой дюной из замечательного белого песка». Наилучшим временем для посещения Антиниотиссы был сезон цветения песчаных лилий. Эти роскошные растения выпускали толстые зеленые листья и ароматные белые цветы. Вся дюна, по словам Джеральда, превращалась в «сверкающий белизной глетчер». И вот, как-то раз теплым летним днем, вся семья, включая Тео и Спиро, отправилась на озеро Антиниотисса. Все погрузились на «Морскую корову» и «Бутла Толстогузого». Когда двигатель умолк, обе лодки бесшумно заскользили к берегу. Аромат лилий плыл навстречу путешественникам — «тяжелый, пряный запах, очищенный аромат лета, теплое благоухание, заставлявшее вас все время глубоко вдыхать воздух и задерживать его в груди».

Выгрузив снаряжение для пикника среди лилий, все разбрелись в стороны. Лесли принялся за охоту, Марго стала загорать, мама удалилась на прогулку с собаками, вооружившись ведерком и совком. Спиро, «похожий в своих трусах на смуглого волосатого доисторического человека», стал ловить рыбу с помощью остроги. Джеральд и Тео отправились на озеро, прихватив с собой бутылки и банки для мелких трофеев. «Райское место, — бормотал Ларри. — Я хотел бы лежать здесь вечно. Через столетия я, конечно, забальзамируюсь от постоянного вдыхания этого аромата». Через какое-то время все собрались к ланчу, затем принялись пить чай. После чая Джеральд и Тео снова отправились за ценными образцами местной фауны. День клонился к закату. Спиро разложил костер и принялся жарить на вертеле пойманную им рыбу. Скоро совсем стемнело — на берег опустилась магическая темнота, трещал костер, во все стороны летели искры. Джеральд знал, что он попал в уникальное место, и старался впитать в себя всю красоту волшебного озера.

«Над горами поднялась луна и превратила лилии в серебро. Только там, где на них падали дрожащие отсветы костра, они вспыхивали розовым пламенем. По светлому морю бежали легкие волночки и, коснувшись берега, с облегчением вздыхали. На деревьях начинали ухать совы, а в густой тени зажигались и гасли нефритовые огоньки светлячков.

Зевая и потягиваясь, мы перетащили наконец свои вещи в лодки, добрались на веслах до устья залива и, ожидая, пока Лесли заведет мотор, оглянулись на Антиниотиссу. Лилии сияли, как снежное поле под луной, а темный задник из олив был усеян смутными огнями светлячков. Костер, затоптанный нами перед отъездом, светился гранатовым пятном у края покрытой цветами дюны».