Наконец-то Джеральд сумел полностью сосредоточиться на экспедиции. В семейный дом в Борнмуте начали поступать коробки с ловушками, ружьями, фонарями, носками, солью, салом, рыболовными крючками, картами, путеводителями и лекарствами. Маленький Джерри, бывший помощник в зоомагазине и инструктор верховой езды, превращался в натуралиста и исследователя. Он отправлялся в Черную Африку на ловлю горилл и питонов. В том же году старший брат Джеральда Лоуренс решил полностью поменять свою карьеру. Он писал Генри Миллеру с Родоса: «Мой младший брат Джерри настоящий поэт. Сейчас у него период иконоборчества — он утверждается как личность. Он считает тебя плохим писателем, а меня чертовским плохим писателем». В апреле 1947 года Лоуренс пересмотрел свое мнение. Он приехал в Борнмут со своей новой женой Евой. Семья впервые со времен Корфу собралась полностью. Лоуренс писал Генри Миллеру: «Джеральд, как и мечтал, стал зоологом, и в сентябре отправляется в Нигерию». У Маргарет уже было два маленьких сына. Она собиралась разводиться со своим летчиком. На деньги, оставленные ей отцом, она купила большой дом через дорогу от маминого, а Лесли переехал к Дорис Холл, веселой, взбалмошной разведенной женщине с маленьким сыном. Дорис была старше и серьезнее Лесли, у нее был магазинчик в полумиле от шоссе.

Приготовления Джеральда постепенно подходили к концу. Были получены все необходимые разрешения, зарезервированы каюты и места для багажа на грузовом судне, отправлявшемся в Камерун. В конце сентября 1947 года Джеральд получил новый паспорт. В нем говорилось, что он зоолог, проживает в Борнмуте, имеет синие глаза, каштановые волосы и рост в пять футов семь дюймов (170 см).

Грузовые суда не отличались точным следованием расписанию. Корабль, на котором Джеральд собирался отплыть в Африку, должен был отправляться из Лондона. Джеральд поселился у тети Пру в ожидании при бытия судна. Однажды он наткнулся на Ларри, выходившего из книжного магазина с большой стопкой книг в руках.

«Привет, — с удивлением сказал Ларри. — Что ты тут делаешь?»

«Жду корабля», — ответил Джеральд.

«Корабля? А, да… Лондонские доки и все такое. Отправляешься в открытое море. Что ж, по моим наблюдениям, корабли очень медлительны. Они либо не отплывают вовсе, либо тонут, что оставляет тебе достаточно времени, чтобы как следует напиться».

Ларри предложил Джеральду познакомиться со своим старинным приятелем, поэтом и китаистом Хью Гордоном Портеусом. Интересный парень отрекомендовал его Ларри. Живет в подвале в Челси, играет на органе и ест конину. «Он много знает о китайской поэзии, — продолжал Ларри. — Думаю, он тебе понравится — если только ты не слишком высокомерен, чтобы есть конину».

Хью Портеус оказался не менее эксцентричен, чем можно было предположить по описанию Ларри. В его комнате собралось множество молодых женщин, а Портеус помешивал суп в маленьком биде, позаимствованном в лучшем борделе Парижа, на газовой горелке.

Впоследствии Джеральд записал: «Эта сцена меня поразила. Большинство дамочек были полуодеты, на них красовались прозрачные пеньюары и восхитительное кружевное белье. Суп булькал в биде. На книжной полке были разложены бифштексы из конины». В семь часов Портеус посмотрел на часы, вытащил из шкафа миниатюрный орган и призвал всех собравшихся к тишине. В комнате над ним жила дряхлая старушка, миссис Ханидью, и Портеус обычно играл для нее на органе, когда та пила вечерний чай.

«Вам хорошо слышно, миссис Ханидью?» — крикнул он.

Раздался утвердительный стук в потолок, и Портеус поудобнее расположился на своем стуле.

«В следующее мгновение на нас обрушились звуки вальса «На прекрасном голубом Дунае», — вспоминает Джеральд. — Все в комнате пустились танцевать безумный вальс. Груди девушек подпрыгивали, конские бифштексы на книжной полке скакали, биде дрожало на газовой горелке, а книга о путешествии в Китай, написанная в шестом веке, выпала из шкафа. Одна из девушек протянула мне теплую ладонь, вытащила меня в центр комнаты, прижалась ко мне своими мягкими, сладкими губами, и мы стали вальсировать».

В этот момент пришел Тео Стефанидес. Он жил в Лондоне и работал рентгенологом в больнице Ламбет. Тео познакомился с Портеусом через Ларри. Истинный эдвардианский джентльмен, он был одет в твидовый костюм, жилет 1908 года, начищенные до блеска ботинки и мягкую фетровую шляпу. Его борода и усы были безукоризненно расчесаны, а начинающие седеть волосы идеально подстрижены. «Даже я, — вспоминал Джеральд, — который знал Теодора с десяти лет, не мог представить его в подобной атмосфере». Девушки вообще никогда не видели ничего подобного. К разочарованию хозяина дома и Джеральда, они встретили вновь прибывшего с истинным восхищением.

«Они ворковали вокруг него, как голубки у фонтана. Они подносили ему оливки и сырное печенье. Они сидели возле него и впитывали каждое его слово. Теодор сидел, подобно Санта-Клаусу, погрузившись в воспоминания. Он выдавал шутки, которые казались устаревшими еще в 1898 году.