Джеральд всегда был отличным рассказчиком. Дом на Сент-Олбэнс-авеню он описал не хуже, чем свои увлекательные путешествия. В комфортном окружении родных и близких он расслаблялся после всех трудов и опасностей прошедшего года. Медленно — впрочем, не так уж медленно — его внимание переключилось на местных девушек, заметно подросших за время его отсутствия. Все долгие месяцы, проведенные в джунглях Камеруна, он был абсолютно лишен женского общества. Он даже подумывал о том, чтобы устроить себе отпуск — замысел, вызвавший неадекватную реакцию. «Ничто так не возмущает зверолова, — писал он, — как восклицание друзей, услышавших, что он решил устроить себе отпуск, вернувшись домой после полугода сплошных укусов, царапин, проблем и опасностей: «Но ты ведь только что вернулся из отпуска!»

Во время короткого пребывания Джеральда у родного очага он познакомился с молодой женщиной, чье двусмысленное очарование поразило его с первого взгляда и на всю жизнь. Звали эту женщину Диана, но Джеральд дал ей восхитительное имя — Урсула Пендрагон-Уайт. Его отношение к этому порхающему мотыльку было сложным и неоднозначным, но нет сомнения, что ее божественная красота и далекий от божественности язычок оставили в душе Джеральда глубокий след. «Я обнаружил, — писал он, — что Урсула — единственная, кому удается будить во мне самые разные чувства: от тревоги и уныния до безграничного восхищения и полнейшего ужаса».

Урсула только что закончила школу. Она жила в Кэнфорд Клиффз — шикарном районе Борнмута (хотя в своих книгах Джеральд утверждал, что она из Лаймиштона, Нью-Форест, чтобы скрыть ее подлинное происхождение и имя). Впервые он увидел Урсулу на верхней площадке городского автобуса. Ее «сладкий родосский акцент оказался столь же проникновенным и пронзительным, как пение канарейки».

Сестра Джеральда, Маргарет, запомнила Урсулу иначе. Ей она представлялась «молоденькой, легкомысленной пташкой, с длинными светлыми волосами, сидевшей, склонив голову набок, что очень раздражало всех вокруг». В своих книгах Джеральд утверждал (опять же, чтобы никто не догадался, кого он имеет в виду), что у Урсулы были темные вьющиеся волосы. Ее большие глаза обрамляли длинные черные ресницы, а над ними изгибались очень темные брови. «Ее рот, — писал Джеральд, — имел такую форму и мягкость, что казался совершенно, ни при каких обстоятельствах, непригодным для поедания копченой селедки, лягушачьих лапок или черного пудинга».

Когда Урсула поднялась, чтобы выйти из автобуса, Джеральд заметил, что она довольно высокого роста, что у нее длинные ноги отличной формы и «та гибкая, подвижная фигура, которая заставляет молодых людей сразу же погрузиться в распутные мысли». Он расстроился, полагая, что никогда больше не увидит эту замечательную девушку. Но через три дня она ворвалась в его жизнь и осталась в ней на целых пять лет.

Джеральд встретил Урсулу вновь на дне рождения у приятеля, и она мгновенно окрестила его «жукологом». Стоило Джеральду увидеть ее, как он потерял голову. Его очаровала не только ее красота, но и совершенно уникальная речь — «ее суровая, решительная, непрекращающаяся война с английским языком». Эта стройная, очаровательная красотка страдала от своеобразной разновидности устной дислексии. Она использовала слова и выражения совершенно не в том смысле, какой они в себе несли. Было совершенно невозможно предугадать, что она скажет в следующую минуту. Она могла с восторгом рассуждать об «архипелагах Моцарта», о том, что быков отправляют к ветеринару, чтобы «хлестать», и об «абордаже», сделанном ради избавления от внебрачного ребенка. В мире Урсулы никогда не было огня без дыма, а катящийся мох не обрастал камнями. В чопорном мире борнмутского высшего света «она роняла кирпичи, как неопытный подсобник на стройплощадке».

Эта встреча стала началом длительной (и, возможно, так никогда и не прекращавшейся — это осталось неясным) романтической игры кота с мышью. Чтобы произвести на Урсулу впечатление, Джеральд убедил бывшего мужа Маргарет, Джека Бриза, отвезти его на свидание на старинном «Роллс-Ройсе». Джек надел свою офицерскую форму, чтобы выглядеть как персональный шофер… Продолжая свою игру, Джеральд пригласил свою подругу на обед в «Грилл-рум» («Она отличалась аппетитом ненасытного питона, — вспоминал он, — и совершенно не думала о деньгах»), затем на симфонический концерт (на концерт Урсула принесла своего щенка-пекинеса, он вылез из корзинки и устроил небольшой переполох), а затем на природу и в свой любимый паб «Квадрант и Компас», где престарелые завсегдатаи не сумели устоять перед ее невероятным английским («Прелестная молодая женщина, сэр, — сказал один из убеленных сединами ветеранов, — несмотря на то, что иностранка»). В те дни Джерри с трудом находил общий язык с отцами своих подружек, и высокомерный, чопорный отец Урсулы не стал исключением. Как-то раз Джеральд привез Урсулу домой довольно поздно, и ее отец набросился на него с хлыстом, угрожая вытрясти из него всю душу, если подобное еще хоть раз повторится.

Но хотя Джеральд был влюблен в Урсулу, его сердце было навсегда отдано животным. Она понимала, что раньше или позже ее возлюбленный кончит свои дни в объятиях гориллы или будет сожран на завтрак голодным львом. Однажды она позвонила ему. Голос Урсулы был настолько пронзительным, что Джеральду пришлось отодвинуть трубку от уха.

«Дорогой, — радостно сообщила Урсула, — я обручилась!»