В итоге ко времени прибытия на Иль-де-Франс Бертрана Франсуа де Лабурдоннэ с Родригеса уже были вывезены тысячи черепах для Иль-де-Бурбона, Иль-де-Франса и кораблей Компании. Последние занимались беспардонным грабежом, часто брали куда больше черепах, чем требовалось для удовлетворения нужд команды и пассажиров. Некоторые капитаны сбывали излишек на Иль-де-Бурбоне, где, очевидно, спрос был больше и плата лучше, отказывая Иль-де-Франсу в просьбах выделить черепах даже для больных. Лабурдоннэ восклицает: «Вы не поверите, сэр, иные капитаны везут с Родригеса по семьсот-восемьсот черепах и отказываются выгружать их здесь для больных с других кораблей, предпочитая продать на Иль-де-Бурбоне или обменять там на цыплят!»

За время своего губернаторства Лабурдоннэ не вел строгого учета вывозимых с Родригеса черепах. Наверно, в год вывозилось не менее десяти тысяч. Один из его преемников — Дефорж-Буше, который прежде был губернатором Иль-де-Бурбона и в 1725 году пытался основать колонию на Родригесе, — более точен. Во время его губернаторства четыре небольших корабля доставляли черепах на Иль-де-Франс: «Миньон», «Уазо», «Волан» и «Пенелопа». Всякий раз привозились тысячи черепах, как показывает приводимая выдержка из его отчетов Компании:

14 декабря 1759 года — «Уазо» прибывает с Родригеса с грузом из 1035 сухопутных и 47 морских черепах. Всего было погружено 5000, но на путь до Иль-де-Франса ушло восемь дней, и за это время большая часть груза погибла.

15 мая 1760 года — «Уазо» привозит 6000 черепах. 29 сентября 1760 года — «Уазо» привозит 1600 сухопутных и 171 морскую черепаху. 12 мая 1761 года — «Волан» прибывает с грузом из 4000 черепах.

6 декабря 1761 года — «Уазо» привозит живыми 3800 черепах из первоначального количества 5000.

Военные моряки тоже запасались черепахами, когда оказывались в районе Родригеса. Так, 26 июля 1761 года два корабля погрузили 3000 черепах».

Через два с половиной летных часа мы увидели впереди извилистый беспокойный шлейф ослепительно белой пены, обозначающий риф Родригеса. Огромный коралловый бастион вокруг острова служит в то же время мощным основанием, на котором покоится Родригес. Местами просвет между рифом и островом достигает тридцати километров, и защищенные им тихие изумрудно-зеленые воды испещрены мелкими островками; тут и просто песчаные косы, и более обширные клочки суши, некогда служившие приютом гигантских черепах и огромной, ныне тоже вымершей, ящерицы.

Самолет заложил вираж, снизился и сел на крохотном красноземном аэродроме. С воздуха остров выглядел коричневатым и бесплодным, если не считать растительности в долинах и разбросанных тут и там пятачков пыльной зелени. Выйдя из самолета, мы тотчас окунулись в атмосферу волшебного очарования, какое испытываешь только на далеких солнечных островках. По красному латериту мы проследовали в миниатюрное здание аэропорта с радушной надписью на фасаде: «Добро пожаловать на Родригес». А внутри я с удивлением узрел возле открытого окна конторку с дощечкой «Иммиграционный контроль».

— Иммиграция? — обратился я к Джону. — Как это понимать? Они принимают в неделю всего-то один самолет с Реюньона и три с Маврикия.

— Не спрашивай меня, — ответил он. — Может быть, это нас не касается.

— Прошу приготовить паспорта для иммиграционного контроля, — развеял наши сомнения добродушный полицейский чин в щегольском зеленом мундире.

Хорошо, что мы случайно захватили паспорта; Родригес входит в государство Маврикий, и нам в голову не приходило, что они могут здесь понадобиться. В эту минуту появился и сам представитель иммиграционных властей, тучный шоколадный островитянин в красивой форме защитного цвета. Блестя от пота, он нес в руках кипу торчащих в разные стороны папок. Озабоченное и хмурое лицо придавало ему сходство с ищейкой, перенесшей нервное потрясение. Он занял место за конторкой, сбил папками дощечку «Иммиграционный контроль» и поправил ее, нервозно улыбаясь нам. Мы выстроились перед ним, послушно приготовив паспорта. Чиновник приветствовал нас легким поклоном, прокашлялся и важно распахнул папку с въездными анкетами, содержащими всевозможные нелепые вопросы, от даты вашего рождения до состояния ногтей на ногах вашей бабушки. Строгий образ блюстителя закона был несколько смазан, когда порыв горячего ветра из окна подхватил бланки и разбросал их по местному эквиваленту зала ожидания. Опустившись на четвереньки, мы собрали разлетевшиеся бумажки, и чиновник рассыпался в благодарностях.

Обливаясь потом, он во избежание новых инцидентов прижал анкеты грузными локтями и взял паспорт Энн. Старательно переписал место и дату рождения, возраст и профессию. Задача была несложная, и он вернул паспорт хозяйке с широкой белозубой торжествующей улыбкой человека, полностью контролирующего положение. Увы, торжество его было преждевременным: в приливе энтузиазма он наклонился вперед за моим паспортом, и новый порыв коварного ветра раскидал его бланки по всему помещению, словно конфетти. Несколько минут ушло на то, чтобы собрать их; при этом на анкете Энн отпечатался аккуратный след от башмака полицейского, который остановил ногой скользившую мимо него бумагу.