Стоять на месте – смерть, и александровцы сделали то единственное, что могли и что умели делать, наверное, лучше всех в Добровольческой армии, – они атаковали баррикады, забрасывая их гранатами, лучшие стрелки били во всех, кто пытался подняться, кто высовывался, жадный до того, как бы пальнуть в «буржуев».

Сзади накатывался вал этих непонятно кого, невесть каких солдат, и Фёдор уже видел – в руках у них не «фёдоровки», даже не «мосинки», а додревние берданки.

За спинами этих маячили сразу два броневика.

Вот атакующие с берданками уже совсем рядом, вот кто-то из александровцев выстрелил – однако набегавшие «гвардейцы» (или кто бы это ни был) вдруг взорвались хриплым «ура!» и кинулись прямо на баррикады, словно и не замечая добровольцев.

В них грянул нестройный залп, заговорили и пулемёты тех красных, что были позади, что отрезали александровский полк от своих. Но атакующих было уже не остановить.

Словно весеннее половодье, они залили огрызающиеся огнём баррикады, замелькали штыки, звучали дикие крики тех, кто сейчас умирал под их ударами.

Нет, и они сами умирали, но не напрасными смертями; вместе с ними на баррикады ворвались александровцы, Севка Воротников полоснул «гочкисом», Бобровский метнул гранату, и вот уже Фёдор Солонов сбил очередным снайперским выстрелом бросившегося к умолкнувшему пулемёту красного бойца; они ворвались в здание, сыпались стёкла в витринах под вывеской «Общество мальцевских заводов», а они уже бежали вверх по ступеням…

– Они прорвались внутрь, Лев Давидович. Гвардейцы изменили.

– Хм, что ж, значит, покончим с ними со всеми. Пока они будут захватывать пустые этажи, думая, что сейчас пленят всё московское Чека, ха-ха!

– Это вы гениально придумали, товарищ нарком!

…Первым сообразил, что всё не так, он, Фёдор. А первым понял, что из этого следует, само собой, Петя Ниткин. И если б не он, кончилось бы всё это для первой роты более чем скверно.

– Пусто! Пусто здесь! – заорал в коридор Фёдор, когда уже третья дверь, им распахнутая, явила лишь пустые кабинеты. Нигде никого, не разбросаны бумаги, никаких следов поспешного (или не очень) бегства.

«Нас ждали», – обожгла мысль.

– Пе… –   начал он было, но Ниткин уже бежал навстречу остальным александровцам, раскинув руки:

– Назад! Назад все! Мины! – вопил он так пронзительно, что слышно было, наверное, аж по всей Лубянке.

Не только первая рота, не только первый батальон – весь полк уже знал, что, если прапорщик Ниткин что-то говорит, надо не задавать глупых вопросов навроде «а с чего ты это взял?», а делать как он сказал.

Первым ринулся обратно Севка Воротников, заворачивая собой остальных, словно поршень в паровозном цилиндре.

– Вали, братцы, вали!..

Со стороны могло показаться, что александровцы обратились в позорное и паническое бегство безо всяких видимых причин.

– Прыгай! В окна! – командовали разом и Фёдор, и Петя, и Севка, и мигом присоединившийся к ним Лев.

Александровцы повиновались без колебаний, увлекая за собой других. Здание стремительно пустело; на площади бой уже стихал, красные откатились ближе к Кремлю, наступали сейчас те, кто пытался зайти добровольцам в спину.

– Ходу! Ходу! – Севка размахивал «гочкисом», словно элегантной тростью, бог весть, как ему это удавалось.

…Они успели отхлынуть от здания, когда оно словно вздохнуло, раздался гулкий «бум-м!», и из всех окон потоками рванулись клубы серого дыма. С тяжким треском просела крыша, стены заваливались внутрь, взметнулось облако кирпичной пыли, смешанное с дымом от взрыва, такое густое, что вытянутой руки не разглядишь; добровольцы невольно отступали, вслед за красными втягиваясь в ближние улочки, где вновь вспыхнула яростная стрельба.

– Товарищ нарком, подрыв осуществлён! Враг, без сомнения, понёс тяжёлые потери.

– Превосходно, товарищ Лацис! Вокзалы заняты?

– Так точно.

– Подкрепления белых подходят?

– Постоянно.

– Открывайте огонь артиллерией из засад по скоплению вагонов, по идущим составам. Иногда, чтобы разгромить врага, нужно дать ему… ложное ощущение победы. Всё по диалектике, всё по Марксу!

В охватившем Лубянку хаосе сориентироваться было нелегко, но Фёдор сумел. Собрал вокруг себя первую роту, повёл её прочь от развалин – туда, где надвигались, плюясь очередями, два неуклюжих броневика.

– На крыши! – гаркнул Фёдор. – Петя, гранаты!..

Оба броневика они подорвали, потратив, правда, последние огнеприпасы. Пехота красных скапливалась в узостях московских улочек, но пятилась, словно набираясь храбрости.

Главные силы александровцев остались позади, вперёд вырвалась первая рота Феди Солонова и сколько-то самых дерзких из второй и третьей. Выгнанные на них странные солдаты, которым красные стреляли в спину, деловито вооружались, подхватывая оружие у мёртвых и сноровисто обшаривая неподвижные тела.