– Всё осуществляется согласно вашим указаниям, Лев Давидович. Мы отступаем последними, сапёрный поезд, следующий сразу за нами, подрывает все мосты.

– Прекрасно, товарищ Лацис, прекрасно. Нас не догонят.

– Никак нет, товарищ Троцкий.

– И все мои указания по созданию тайников выполнены?

– Разумеется, Лев Давидович. Золото в монетах, драгоценные камни, иные активы.

– Великолепно. Надо быть готовыми… ко всяким неожиданностям.

– Право слово, не очень понимаю вас, Лев Давидович. Мы прочно удерживаем Петербург. Обстановка спокойная. Флот, форты Кронштадта и береговые батареи на нашей стороне. Если наладить линию снабжения хоть из той же Финляндии или из Швеции, держаться можно сколь угодно долго.

– Чем вы будете расплачиваться за это снабжение в долгосрочной перспективе, дорогой Ян Фридрихович, м-м? На какое-то время хватит остатков золота, а потом?

– Потом народ поймёт, увидит, каково это – опять жить под царским гнётом, и…

– Не повторяйте дурака Кобу. Это его идеи, он их продвигал на последнем ЦК, мне доложили. Увы, в царской свите нашлись неглупые люди, надоумили… его свергнутое величество повторил, считай, эсеровскую программу. Это выбило у нас некоторые козыри…

– Но крестьян же наверняка обманут, Лев Давидович!

– Возможно. Но готовыми нам следует быть к обоим вариантам. В том числе и к тому, что не обманут.

– И что же тогда?

– Капитализм, мой дорогой Ян, не изменит свою природу. Он может пойти на временные уступки, но не более. Сейчас наша задача – сохранить партию, её боевые ячейки, актив!..

– Но ведь Сталин предлагает то же самое…

– Коба думает, что народ восстанет, как только белые займут Петербург и начнут вешать революционеров направо и налево. А я говорю, что, скорее всего, этого не случится. Что народу бросят кость, дадут какие-то поблажки… но суть кровавого режима не изменится. Коба надеется на «скорое выступление пролетариата», а я подобными категориями – «надежда» – не оперирую. Точный расчёт, Ян, точный расчёт! Сейчас мы в нём допустили ошибку. Возможно, выступление наше было и впрямь слегка преждевременным. Надо было дождаться утверждения «временных», дать этим идиотам развалить всё и вся, и лишь после этого выступать. Что ж, мировая революция слегка откладывается. Но не более того!

…Александровцам не досталось и нескольких часов передышки. Едва Ирина Ивановна переписала всех красноармейцев, что решили остаться в Первопрестольной, как на площадь прискакал взмыленный вестовой на столь же взмыленном коне.

Две Мишени разорвал пакет, прочитал, брови его сдвинулись.

– Александровцы! Слушай мою команду! Получен приказ… становись!

…Записавшимся бывшим красным бойцам второпях оставляли что-то вроде «мандатов», делились пайком. Фёдор без колебаний разломил краюху хлеба, протянул половину курносому парню, своему ровеснику.

– Спасибо, – искренне сказал тот.

– Да не за что… –   Фёдор неловко развёл руками.

– Эх, и чего бились, народу сколь положили зазря, – вдруг вздохнул курносый. – Вот сделали б как сейчас сразу – так и никакой войны б не было!

– Всё в руце Божией, – только и смог сказать Фёдор, чувствуя правоту парня. – Вот теперь есть всё. И стрелять друг в друга не надо.

Парень кивнул.

– С Богом, тов… то есть господин прапорщик. Вот те крест, от сердца говорю!

– А что в «товарище» плохого? – встрял Севка. – Вот мы все тут – товарищи. Как же иначе?

– Вот и я мыслю, ничего, – согласился курносый. – А вот ещё…

Кто знает, до чего ещё договорились и в чём бы ещё согласились прапорщик-доброволец и мобилизованный в Красную армию крестьянский сын, но уже александровцы строились посреди площади, которая спустя некоторое время и в другом потоке реальности станет прозываться «площадью трёх вокзалов»; казалось диким, странным и удивительным, что они могут вот так – в городе, что только что был вражьей цитаделью, – строиться в шеренги, слушая боевой приказ, и не скрываться, и не прятаться, и все как-то словно вдруг, сразу и до конца поверили, что здесь, в Москве, – всё кончилось.

И да, красные бойцы спокойно стояли, многие так и оставшись с винтовками, смотрели и слушали…

…Они опять грузились в эшелоны. Те красные, что остались верны своему правительству в Петербурге, взорвали на вокзале и дальше по главному ходу всё, что могли; Александровский полк грузился на Курском вокзале.

– Петербургскую линию они разнесли основательно, – объяснял Две Мишени на передней площадке «Единой Россiи», – пойдём через Ржев и Великие Луки, а там видно будет. Питер мы им не оставим!

…До станции Озеры жадовский отряд тащился два полных дня – глухими приокскими лесами, узкими дорогами, больше напоминавшими звериные тропы. Тащили раненых, волокли имущество. Отряд поуменьшился в числе – иные бойцы, узнав последние новости, решили по-тихому исчезнуть, благо сделать это тут было нетрудно.