Стрелки-отличники – уже давно новая команда – выцеливали, выжидали; нелегко из винтовки заставить замолчать вражеский пулемёт, однако александровцы всё равно ждали, ждали с величайшим терпением, ловя в сильную оптику прицелов любое движение на той стороне смертного поля.

«Единая Россiя», отступив, посылала теперь снаряд за снарядом туда, где таились полиции красных. Корректировать огонь сейчас – сущее мучение, если только Две Мишени не протянул оперативно полевой телефон.

А он, судя по всему, протянул, потому что после пяти попыток залпы стали ложиться точно у траншей. Ещё спустя небольшое время точно подобрали длину запальной трубки, и шрапнели начали рваться в воздухе, осыпая красных настоящим свинцовым ливнем.

Однако те держались. Никто не бросился очертя голову в тыл. Никто не ринулся и вперёд, в самоубийственную атаку, – такое тоже случалось на фронте, хоть и редко.

Немного погодя ответный огонь открыли и батареи красных – и тоже шрапнелью. Быстро перенацеливаются, молодцы. Похоже, и впрямь каждую сажень здесь пристреляли…

Шрапнель над залегшими цепями – это плохо, очень плохо. Из-под разрывов надо выходить, и чем скорее, тем лучше.

Фёдор приподнялся, махнул рукой.

Встали, побежали, упали снова, прижимаясь к земле и молясь, чтобы шрапнельные пули прошли мимо. И вражьи траншеи уже кажутся настоящей Землёй Обетованной, которую непременно надо достичь, потому что любая рукопашная куда лучше вот этого ожидания слепой и равнодушной смерти.

И они добрались.

Вот они, брустверы наспех набросанной земли, в полутора десятках саженей!..

Где-то в рядах александровцев рождается рёв, утробный, низкий рёв зверя, наконец-то растянувшегося в прыжке.

Артиллерия бронепоезда прекращает огонь, добровольцы врываются в траншеи и начинается работа, когда голову надо держать холодной, когда всё решают мгновения.

Когда прикрываешь друга, а в следующий миг друг уже прикрывает тебя, и его меткая пуля валит тех, кто пытается зайти тебе со спины.

Фёдор прикрывал Севку, Петя Ниткин – Льва Бобровского. Они работали так не в первый раз, не жалея гранат. Как говорится, побольше на себя навесишь перед операцией – скорее жив останешься. Себя не жалей, тогда и другим тебя жалеть не придётся.

И они сумели – зубами вцепились в изгиб траншеи с блиндажом, очистили его, заняли позиции; на второй линии ожил пулемёт, не давая поднять голову.

Артиллерия красных била теперь через головы, пытаясь затруднить подход подкреплений к александровцам. «Единая Россiя» замолчала совсем, за отсутствием достоверно разведанных целей.

По железной дороге должны сейчас были подходить эшелоны дроздовцев – но пока ещё они развернутся!..

Дело оборачивалось новым окопным сидением. Помог бы рывок свежих сил на Гатчино, но откуда их взять, свежие силы?..

…Приказа продолжать атаку так и не поступило. И понятно почему – оборона красных оказалась выстроена очень грамотно, глубоко, с перекрёстным огнём, за первой линией траншей – вторая, а там и третья, похоже. Прогрызать это можно неделю и с тяжёлыми потерями.

Где там Келлер со своими «кентаврами», когда они так нужны?

…А потом и вовсе приполз вестовой.

– Отходим.

– То есть как это «отходим»?! – возмутился Севка. – Мы зачем эту долбаную траншею брали?!

– Чего ты на меня-то прыгаешь, Ворот? – огрызнулся вестовой. – Две Мишени сказал «отходим», значит, отходим. Ему виднее.

…Отходили, когда уже сгустилась ночь. Уставшие, злые и голодные – сухари в полевых сумках кончились, фляги показывали дно.

Однако кое-кто и оставался. Наутро ожидалась контратака, добровольцам было приказано «прикрывать отход». Не в смысле «защищать отступающих», а чтобы замаскировать отсутствие главных сил.

– Тут и наступать-то некуда, – шёпотом успокаивал расстроенного Севку Петя Ниткин. – Ну, сам-то смотри, раз шагнём, два – и куда упрёмся?

– Ну, куда? – С географией у Севки всегда дело обстояло неважно.

– В речку Ижору, вот куда! Смотри, на северном берегу у красных шоссейка – плохонькая, но лучше, чем ничего. Цепочка деревень – опорные пункты. Пути взорваны. Штурмовать это в лоб – весь полк положим. Только обходить. Это и ежу понятно!

– Но я-то не ёж! – продолжал возмущаться Севка, вызвав просто гомерический хохот.

Ночь александровцы провели кое-как, в отошедшем бронепоезде и вокруг оного; и, задолго до зари, Две Мишени повёл весь полк вперёд.

Места были знакомые – здесь, в ближних пригородах Гатчино, в кадетские времена обшарена каждая кочка, знакома каждая тропинка. По правую руку – речка Ижора. Её множество раз «форсировали» на учениях, всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но сейчас упираться в оборону красных нет смысла.

– Нет, и останавливаться нельзя, – объяснял Петя на ходу слушавшим его александровцам. – Под красными огромные территории, что там народ думает?.. Замрём, время потеряем, кто знает, как оно обернётся? Нет, столицу надо брать. Брать, пока не опомнились.

– Уже опомнились, судя по обороне, – буркнул Лев.