Летний день, тёплый вечер. Вот только…

– Это что ещё такое? – Игорёк, вытаращив глаза, уставился на криво намалёванные буквы.

Прямо наискось шла аршинная надпись, при одном виде которой за сердце схватилась теперь и сама Мария Владимировна.

«Вся власть Совѣтамъ!»

– Господи, Царица Небесная, защити и оборони!..

– Спокойно! – Николай Михайлович уже взял себя в руки. – Юленька, на пути сюда ничего не случилось?

– Ужасно трудно было, – призналась Юлька. – Еле пробились.

– Что-то меняется… –   пробормотал профессор. – Начальные стадии процесса показывали изрядные отклонения…

– Потом, дорогой. Идём домой. Надо обживаться, дел невпроворот…

– А лозунг?

– Мало ли кто чего не стене намалюет, внучек. К тому же сам видишь – надпись уже изрядно поблёкшая, старая. Может, забастовка какая была, вот и изобразили. Так, где у нас дворник?

Дворник сыскался. Как положено в «приличном доме для чистой публики», носил он аккуратный серый фартук и до блеска начищенную медную бляху.

– Голубчик Степан, – узнала его бабушка. – Отвори нам, пожалуйста. Пятнадцатая квартира… и… что это у тебя седины-то так прибавилось, Степан?

Дворник, заметивший «барина с барыней и чадами», рысью подбежал к ним, вгляделся.

– Простите великодушно, барыня, не признаю вас. Пятнадцатая квартира? Так там их превосходительство генерал Емелин жительство имеют…

– Какой-такой Емелин? – возмутилась бабушка. – У нас договор найма! И как это ты нас не помнишь, Степан Евграфыч, если совсем недавно ты же нам вещи помогал носить? Вот, читай, ты же грамотный!

– Погодите… погодите… –   ошарашено забормотал дворник, сдвигая картуз на затылок. – Пятнадцатая квартира… точно, помню, история с ней была… сняли её на год, заплатили вперёд…

– Так я о чём тебе толкую, любезный?!

– Так год-то прошёл, барыня! И не один!.. То когда ж было, кто ж такую квартиру пустой держать станет!..

– Постой, постой, дорогой, – вмешался дедушка. – Вижу, тут какое-то недоразумение. Значит, квартиру сдали?

– Сдали, барин, да и как не сдать?

– А вещи?!

– Вещи все целы! Помилуйте, барыня, у нас дом приличный, не малина воровская! Аккуратно вывезли всё и сложили! Управляющий все бумаги имеет!.. Так это вы, выходит, были? То-то я смотрю – узнавать не узнаю, а лица-то вроде как знакомы!.. Только где ж вы, барыня, были?..

– Где надо, – с каменным лицом уронила бабушка. – Ну, веди тогда к управляющему, любезный. А заодно объясни, что это у тебя за безобразия на стенах написаны? Почему не убраны?

– Уберём, барыня, закрасим! Дому вообще ремонт требуется! Чека у нас тут разор навела, да, слава богу, прогнали мазуриков!..

– Чека? В смысле Чрезвычайная Комиссия?

– Она, – кивнул дворник. – Как переворот-то случился, ну… леворюция эта…

– Революция…

– Да барыня, что ж вы так побледнели? Прогнали ж мазуриков! И государь вернулись! Аль не знаете?!

– Знаем, знаем, любезный, – поспешил Николай Михайлович. – Ну, коль управляющий здесь, то…

– Здесь, барин, третьего дня вернулся. Пойдёмте, он-то во всём разберётся…

Управляющий и в самом деле разобрался. Робкие его попытки выяснить, куда же барин с барыней пропали аж на семь лет, Мария Владимировна пресекла со всей решимостью. Мол, главное – вернуть вещи. И кстати, нет ли иной квартиры, свободной? Очень уж ей нравится этот дом, где сумели сохранить их с супругом собственность!

– Сохранили, как есть сохранили! – залебезил управляющий. – Извольте-с сами убедиться, госпожа, ничего не пропало!.. И квартира есть, как не быть!.. Многие-с уехали, и того-с, с концами, контракты не продлили!.. А многие и того-с, с прошлой весны как съехали, так и всё!..

– Значит, 1915-й. Революция разгромлена. Добровольцы победили, – бабушка сидела, зажмурившись и запрокинув голову. – Что ж, Николай Михайлович, дорогой, всё-таки у них получилось!.. Получилось у наших кадетов!.. Уверена, они тут сражались; надеюсь только, что живы…

– Даст Бог, живы. – Профессор перекрестился. – Вот ведь удивятся!..

А Юлька с каким-то странным и горьким сожалением подумала, что вот, кончается, не начавшись, их дружба. Ведь Феде, Пете и Косте сейчас уже по восемнадцать лет, если не по девятнадцать. О чём им говорить с двенадцатилетней девчонкой?..

Проблему, почему они оказались не в 1909 году, а в 1915-м, Николай Михайлович решительно отставил. Как и болезненный лично для него вопрос, почему не случилось никаких изменений в их 1972-м, несмотря на успех кадетской миссии в 1917-м.

– Потом все вопросы, потом! Сперва устроиться здесь, а потом уже разбираться! Почему случилось то, что случилось, – выясним непременно, но не сразу!