А там, на правом фланге, навытяжку застыл красный, словно спелый крымский помидор, Всеволод Воротников – это к нему лёгкой летящей походкой шла через плац мимо строя александровцев та самая поповна Ксения из славного града Зосимова.

Кто-то первым крикнул «ура!», и клич подхватили, да так, что миг спустя от этого «ура» содрогался весь Харьков.

Ксения сама залилась краской, но шла гордо, прямая, никого не боящаяся и не стесняющаяся.

– Господин прапорщик! Выйти из строя! – Чернявин старался, чтобы это прозвучало строго, но получилось не очень. – Господин прапорщик, что же вы красну девицу заставили за собой гоняться?..

– А он не заставлял! – бойко выпалила Ксения. – Я сама! Батюшка благословил! Вижу, сказал, что он и есть твой суженый, Господом посланный! Иди, сказал, дочь, и передай ему, что благословляю я вас!..

– Что ответите, господин прапорщик?

Воротников чётко, как на параде, вышел из строя, отбивая шаг.

Ксения, по-прежнему отчаянно краснея, встала перед ним – и Фёдору показалось, что вот-вот развернутся у неё за спиной белые крылья и что взлетит она, аки ангелы Господни.

Вот только что сам Две Мишени признавался в любви Ирине Ивановне Шульц, но то было в мрачном расстрельном подвале, а тут – тёплым и ясным русским вечером, когда вдруг стихла на миг война и отчаянный сердцеед Севка, по которому вздыхали, а может, и плакали десятки красавиц от Гатчино и до Елисаветинска, стоит перед Ксенией, которую и встретил-то буквально только что, и все видят, что да, он – для неё, и она – для него.

Севка был не мастак на громкие слова перед всем миром. Поэтому он просто сгрёб Ксению в охапку, подбросил легко, словно куколку, и вновь поймал.

А потом поцеловал.

– Идёмте, господа.

Две Мишени внял-таки просьбам Ирины Ивановны и обзавёлся костылём. Но в госпиталь отправляться решительно отказался – рана, мол, пустяковая.

Нифонтова-старшего Севка Воротников до врачей-таки дотащил, и того прооперировали – удачно. В харьковских лазаретах открылось немало раненых красных бойцов, с ними тоже надо было что-то делать.

Но сейчас они шли в бывшее здание Харьковской ЧК, шли во главе с полковником Аристовым.

Правда, не все. Севку Воротникова полковник не взял, просто приказал остаться.

– К тебе невеста приехала, Всеволод. Вот и побудь с ней.

Севка отчаянно засмущался.

– Господин полковник… Константин Сергеевич…

– Ну что «Константин Сергеевич»? Вам обвенчаться надо, отец Корнилий всё уже готовит, я за посажённого отца буду, а Ирина Ивановна вот – за мать. Так что радуйся, господин прапорщик, а мы другие дела, грешные, делать пошли.

Севка казался донельзя несчастным, но тут, на удачу, пожаловала сама Ксения, улыбнулась – да так светло, счастливо и радостно, что рот у Всеволода сам разъехался до ушей.

– А я как раз с отцом Корнилием и поговорила, – объявила она. – Пойдём, любезный мой, он тебя тоже видеть хотел…

И Севка, как зачарованный глядя на Ксению, без споров пошёл следом.

– Вот и хорошо, – проворчал Две Мишени, глядя им вслед. – Нечего им за нами ходить. Незачем.

– А… а куда мы идём-то, Константин Сергеевич? – наивно спросил Петя Ниткин.

Лев Бобровский закатил глаза.

– Святая ты простота, господин прапорщик.

– Чего это я «святая»? – обиделся Петя. – Куда мы собрались-то?

– В гости, – сухо сказал Две Мишени. – В гости к товарищу Бешанову.

– Ой…

Петя разом всё понял. И побелел.

Ирина Ивановна сжала ему локоть.

– Тебе необязательно там быть, Пётр.

– Нет… нет! – Петя даже ногой топнул. – Я понял… то есть сперва не понял, а теперь понял, простите! Я буду, обязательно! Идёмте, хватит тянуть!

…У здания бывшей ЧК стоял внушительный караул; в вестибюле они столкнулись с парой очень озабоченных офицеров-алексеевцев – белые фуражки со светло-синим околышем, – тащивших куда-то целые вороха бумаг.

– Господин полковник!..

– Здравия желаю, господа. Что это у вас?..

– Михаил Васильевич вот назначил в комиссию по расследованию деятельности ЧК, – пожаловался один из офицеров с погонами капитана и бело-синим крестом Алексеевского полка на груди. – Честное слово, господин полковник, я подпоручиком безусым с япошками дрался, думал, всё уже повидал… А вот это читать начал – верите ли, господин полковник, замутило, точно институтку. Меня!..

– Ничуть не удивлён, господа, – строго сказал Две Мишени. – Протоколируйте всё, и как можно подробнее!.. Освобождённых узников опросили?

– Так точно.

– Хорошо, исполняйте. А мы тут должны повидать кое-кого…

Офицеры проводили их, спускавшихся в подвал, подозрительными взглядами, но промолчали.