Здесь, в подвале, тоже стоял караул, но немногочисленный. Охранять было особо некого – персонал ЧК в большинстве успел разбежаться, кто-то сгинул в уличных боях, расстрельную команду коменданта Фукса перехватили корниловцы. Фукс сдаваться отказался, отстреливался до последнего патрона, а последний потратил на себя. Его люди попытались было прорваться – и все полегли под очередями «гочкисов».

Начальником караула оказался совсем юный алексеевец с погонами вольноопределяющегося, с чёрно-жёлто-белым «царским» шнуром по контуру – гимназист или реалист, имеющий, в силу образовательного ценза, право в дальнейшем держать экзамен на офицерский чин. Перед раненым полковником, с грудью в орденах и окружавшими его александровцами, в их известной всему фронту чёрной форме с белыми кантами карманов он явно робел.

– Заключённый Бешанов?..

– Камера номер два, ваше высокоблагородие!

– «Господина полковника» будет вполне достаточно. Это вам на будущее, господин вольноопределяющийся. Идёмте, господа прапорщики.

Фёдор вновь шёл подвальным коридором, только теперь это уже был просто подвал. Впечатлительный Петя Ниткин, судя по его виду, наверняка ощущал сейчас и «запах смерти», и тому подобное, что отлично бы смотрелось на страницах «Приключений «Кракена», – но сейчас для Фёдора это был обыкновенный подвал. Сырой, полутёмный. Но просто подвал.

Он запретил себе думать о тех, кого здесь расстреляли, кто встретил тут свой конец.

Цифра «2» была кое-как выведена белой краской на двери камеры. Александровцы остановились.

– Я отвечаю за всё, господа прапорщики, что бы ни случилось. – Две Мишени отодвинул засов.

Иосиф Бешанов сидел на грубо сколоченном топчане, откинувшись и привалившись к стене. Лицо его сделалось совершенно белым, глаза запали; он глядел прямо перед собой странным, отсутствующим взглядом.

– Заключённый Бешанов, встаньте.

Тот не пошевелился, даже головы не повернул.

Две Мишени, похоже, его молчанию ничуть не удивился.

– Можно и здесь, – сказал спокойно, извлекая с некоторым трудом массивный «маузер» из кобуры. – Исповедаться, покаяться и причаститься не предлагаю. Другим бы предложил, но не вам.

Только теперь Бешанов соизволил повернуть голову.

– Убивать явились, да?.. – Губы его кривились, вздрагивали.

– Казнить, – с прежним спокойствием ответил полковник.

Взгляд Бешанова метнулся к Ирине Ивановне, глаза сощурились.

– А, небось порассказывала обо мне всякого… она ж, как и я, в Чека работала… у Благоева… в военно-политическом… с хахалем своим, Жадовым…

Две Мишени не дрогнул.

– Нам известны ваши преступления, Бешанов. Вплоть до самых последних.

– Да? А где ж тогда ваш суд, а, полковник?.. Даже когда ты меня вот с нею – пока она с тобой была, потом-то с Мишкой Жадовым валялась-миловалась, – когда ты меня фараонам сдал, и суд был, и присяжные. А теперь что же?..

– Судить тебя – слишком много чести, – голос Константина Сергеевича оставался ровен, но Фёдор знал, во что обходится полковнику это спокойствие. – К тому же один раз уже пробовали. Ничего хорошего не вышло.

– Так это баба жадовская меня под расстрел подвести хочет, – прохрипел Бешанов. – Она-то красным служила не за страх, за совесть, сам Троцкий её хвалил! Мне не веришь – у Костьки Нифонтова спросите, он в госпитале здесь валяться должен, если только вы его уже к стенке не поставили…

– Нифонтов? Костя? – вырвалось у Ниткина. – Так он здесь?

Бешанов криво ухмыльнулся:

– Здесь он, здесь. Вот она, – он ткнул пальцем в сторону Ирины Ивановны, застывшей, словно мраморная статуя, – его и подстрелила. Мне-то Костька заливал, что, дескать, ни за что ни про что, но я-то думаю, что врёт. Руки небось распустил, вот и получил пулю. Оно и верно, куда мозгляку этому до Жадова. Тот-то здоровенный, и высокий, и плечистый…

Фёдора скрутило тугой и горячей ненавистью. Да что он себе позволяет, этот Йоська?!

– Костю Нифонтова надо отыскать. Особенно если отец его всё-таки выживет, – негромко сказал Две Мишени, почему-то – Бобровскому.

Левка торопливо кивнул.

– Но об этом позже. – Полковник поднял «маузер». – Молись, Бешанов, если хоть одну молитву знаешь.

– Знаю, знаю… –   пробормотал Бешанов, сползая с топчана. – Погоди, полковник, дай и впрямь помолиться… я ж отсюда никуда не денусь…

В следующий миг он рванулся вперёд.

Если бы не рана Константина Сергеевича, Бешанова тут же бы и встретила пуля; но Две Мишени чуть-чуть промедлил, самую малость, и Йоське этого хватило.

Нырнул, с ловкостью хорька кинулся между александровцами, выстрел Аристова пропал даром; однако на пути у Бешанова вырос Фёдор Солонов.

Давным-давно они встретились почти вот так же, «на кулаках», а теперь круг завершался.

Йоську встретил хорошо нацеленный удар – прямо в подбородок, и второй – апперкот, когда первый Бешанову удалось отвести. Что-то хрустнуло, и Йоська с глухим стуком повалился на серый цементный пол камеры.