Тут Юлька подумала, что ведь Мария Владимировна едва ли может вот просто так взять и забрать её из школы. Хотя с другой стороны, если здесь, в её родном потоке, пройдёт всего минута, а в потоке александровских кадетов, Пети Ниткина и Феди Солонова, целых полгода, то…

«Но ведь я же расту!» – вдруг мелькнула паническая мысль. Она и за то время, что пробыла в Гатчино 1909 года, несколько вытянулась. Хорошо, что в школе ничего не заметили, или решили, что, мол, «изменилась за лето».

Бабушка и профессор выслушали её очень серьёзно. Они вообще относились к ней почти как к взрослой, что, как ей казалось, несколько злило Игорька.

– Всё верно, милая. Но, как я сказала, ты сама решишь. Время летит быстро – глазом моргнуть не успеешь, а и детство кончится, и юность промелькнёт.

– Мурочка! – возразил Николай Михайлович. – Юленька спрашивает о вещах сугубо конкретных, никак не общефилософских. И «завтра» для неё – очень далёкое будущее.

– Верно. Понимаешь, Юля, мы уверены, что теперь тебе не надо ждать, пока течение времени само вынесет тебя обратно, в наш родной поток. Ты теперь сама отыщешь дорогу. Сперва при помощи машины, потом «якоря», а потом…

– Потом, мы верим, тебе не понадобится ни того, ни другого, – добавил дедушка. – Ты, как в сказке, сможешь исчезать в одном мире и появляться в другом. Старик Эйнштейн позволил бы отпилить себе правую руку без анестезии, чтобы только пронаблюдать за этим. Переворот в физике, однако! Идеи Теслы работают!..

– Потом об идеях и перевороте поговорим, дорогой, – строго сказала бабушка. – А нам надо, пока полковник Петров с нашими схемами разбирается, отработать твоё, Юленька, возвращение. И не просто из межпоточного пространства – это ты, слава богу, умеешь, Игорёк тебя может обратно вызвать, – а из того потока.

– Это как же? – хором удивились и Юлька, и Игорёк.

– Очень просто. Тот раз, когда ты впала в кому, Юля, ты же не оказывалась в том мире, верно?

Юлька кивнула.

– Начнём с того, что ты просто станешь представлять себе тропу. Как бы открывать дверь, но не переступать порог. Знаю, знаю, сказать куда легче, чем сделать. Но надо начинать, надо пробовать. Сперва с машиной, а потом и без неё. И надо торопиться. Задача, в общем, – добраться до нужного нам потока, но в него не входить.

Они торопились. В лабораторию Юлька теперь ходила «словно на работу», как выражался дедушка. Очень быстро выяснилось, что она и впрямь может «стоять на пороге» – зависать на самой грани неведомого пространства, окидывая взглядом предстоящий путь и намечая дорогу.

Золотистый поток расстилался под нею, она не плыла над ним, а словно глядела с высоты, стоя на обзорной площадке. Она действительно научилась открывать себе дорогу туда, умела увёртываться от белых водоворотов и грозящих засосать воронок; умела скользить над золотым сиянием; правда, глаза её не могли различить никаких деталей, но это было и хорошо – она же не хотела оказаться по-настоящему в том мире, завязнуть там на месяцы, не умея сама открыть себе дорогу назад?

Однако для того, чтобы научиться это делать, ей требовалось подходить к опасной черте всё ближе и ближе, склоняться над бездной, вглядываться в неё.

И она старалась. И как прежде, то, что Игорёк держал её за руку, помогало вернуться, причём всё лучше и лучше, всё увереннее и увереннее.

Однако она не покидала пределов лаборатории. Ученики Николая Михайловича постепенно снижали выдаваемую машиной мощность – но Юлька, хотя «нырять» становилось всё труднее, тем не менее обретала и всё бо́льшую уверенность.

«Полковник Петров» заявился к ним в лабораторию дождливым октябрьским вечером. Осень уже вступила в свои права, листья пооблетали, над Ленинградом ползли низкие серые тучи, лизали крыши, словно голодные псы.

– И что у вас за манера являться после окончания официального рабочего дня? – сварливо осведомился Николай Михайлович. – Мы тут, понимаете, в преддверии любимого праздника седьмого ноября трудимся не покладая рук, даже детей вот сюда таскаем… Чем могу помочь, гражданин начальник? Разобрались наконец в нашей схеме? Или так и не смогли, за консультацией решили обратиться?

Яда в голосе профессора хватило бы на десятерых, но полковник и бровью не повёл.

– Скажите, Николай Михайлович… когда вы в последний раз видели товарища Никанорова?

Профессор свёл брови, как бы в глубоком раздумье.

– Давненько с ним не сталкивался. Его новый отдел на другом этаже, на НТС^[9] он не ходит… на защиты тоже… наверное, летом последний раз он мне на глаза попадался. А что случилось? Только не говорите, что собираетесь нас везти на опознание тела! Серёжа мне немало крови попортил, однако он небесталанен, жалко было бы…

– Нет-нет. Опознавать пока что нечего.

– Пока что? – совсем нахмурился Николай Михайлович.