Бронепоезд красных встретили артиллерийским огнём с закрытых позиций, по заранее пристрелянным ориентирам. Получив несколько попаданий, с пожаром на артиллерийских площадках, бронепоезд начал отходить, однако тут уже на излёте трёхдюймовой гранатой был поражён паровоз, и экипаж бронепоезда его оставил.

Подошедшие эшелоны Эстонской дивизии начали разгружаться прямо в поле, однако марковцы сделать им этого не дали. Без «ура», молча цепи в чёрных мундирах встали из окопов, опрокинув не успевшие развернуться эстонские роты и пленив многих прямо в вагонах.

Впрочем, «пленив» – это неверно. Марковцы и дроздовцы отличались жесткостью только на поле боя, попавших в их руки красных командиров и комиссаров расстреливали; если это были, как Станкевич, офицеры императорской армии, перешедшие на сторону красных, – вешали; но рядовых, особенно из крестьян, обычно просто распускали по домам.

Не в этот раз.

Эстонская дивизия, сформированная из «эстонского пролетариата и трудового крестьянства», отличалась стойкостью и дисциплиной. Почти полностью укомплектованная эстонцами, в том числе и из пребывавших в Петербурге на заработках, она беспрекословно выполняла любые приказы, в том числе и подавляя «мятежи контрреволюционного кулачества», что стали вспыхивать то тут, то там зимой – весной 1915-го.

В этот раз ей не повезло.

Очень многих её бойцов марковцы расстреляли прямо в вагонах.

Первый натиск Ударной группы был отбит, однако красная конница, кавалерийские дивизии червоного казачества, сумели пройти через разрывы в оборонительных порядках марковцев, приблизившись к Кромам. На направление обозначившегося успеха командующий Ударной группой Павел Егоров перебросил Московскую пролетарскую дивизию.

Восьмого и девятого июля шли упорные бои, марковцы медленно отходили к линии железной дороги, прочно удерживая, однако, Нарышкино.

…Утром десятого июля красные вышли на окраины Кром. Но до этого успело произойти очень много чего…

Тула, 8 июля 1915 года

– На тройки – разберись! – вполголоса скомандовал Фёдор Солонов. – Ворот, чего ухмыляешься?

– А ты, Слон, чего раскомандовался? Не маленькие, сами всё знаем! – Севка перезаряжал свой верный «гочкис». – Сейчас пойдём и всех поубиваем!

Простая душа Севка Воротников. Хотя, подумал Фёдор, может, оно и верно. Севку молодая жена ждёт, в медицинском отряде александровцев.

Их полк медленно, но верно теснил защитников Тулы. Наступал спокойно, уже выучившись за месяцы и месяцы боёв. Спешить в таких делах нельзя, вмиг пулю словишь; festina lente, как говорили мудрые римляне, «поспешай медленно». Правда, здешние красные части отбивались упрямо и умело, держали позиции до последнего, и это-то парадоксальным образом их и подводило. Александровцы охватывали очередной узел сопротивления с трёх сторон, оборонявшие его упорно сопротивлялись и в результате погибали, забросанные гранатами или расстрелянные с тыла.

Сейчас добровольцы уже вышли к каменным кварталам в самом центре Тулы. Вот он, древний кремль, серые башни, над ними – кресты соборов. На острове посреди реки дымит тот самый тульский оружейный завод, каковой Две Мишени попросил (не приказал, а именно попросил) «буде представится возможность, взять без особенных разрушений».

Красным бы отойти на северный берег реки Упы, взорвать мосты, разрушить рельсовые пути – однако они поистине стояли насмерть, на не слишком выгодных позициях, несли тяжёлые потери, но зато – «ни шагу назад!».

– Готов, Слон? Не спи давай!

– Сева, Фёдор не спит. Забыл, что ли, он всегда такой, перед тем как снайперить?

Верный друг Петя Ниткин с его вечной страстью всем и всё объяснять. А Федя Солонов и впрямь сидел, низко опустив голову, словно не слыша рассыпную дробь близких выстрелов, удары гранат, ставшие редкими артиллерийские разрывы; когда прикрываешь идущую вперёд тройку, нет смысла пытаться «увидеть всё» – вглядываясь, утонешь в деталях и самого важного всё равно не узришь. Ловить надо движение, а для этого – смотреть расфокусированным зрением, чтобы в единый миг, сделавшись единым целым с оружием, нажать на спуск.

– Пошли, Сева, Лев, – буднично сказал Петя.

Да, у них не «тройка». У них – «штурмовая четвёрка».

Лев Бобровский фартовски отбросил папироску. Встряхнулся.

– И впрямь, чего сидим…

Трое рванулись через дорогу хитрым зигзагом, не все вместе и рядом, но как раз наоборот – каждый бросался в свою сторону, плёл собственное кружево, сбивая с толку вражеских стрелков, но все трое сходились всякий раз в одной точке, именно там, где нужно.

В разбитом окне хлебной лавки мелькнуло что-то – Фёдору не надо было знать, что именно, достаточно было, что мелькнуло именно так, как ему требовалось.

Мушка легла как надо. Палец скользнул нежно, но и быстро. Выстрела Фёдор словно и не услыхал – зато твёрдо знал, что не промахнулся и что нацеливавшаяся в друзей винтовка со стуком падает сейчас на пол.

И Лёвка Бобровский спокойно забрасывает внутрь гранату. Севка срезает очередью сразу двоих выскочивших, ещё одного укладывает Петя.

Карта г. Тулы, 1898 г. (фрагмент).