— Да, у меня были отношения с Матильдой, — наконец-то промолвил Рене. — И в какой-то мере я виновен в ее смерти. Но я ее не убивал. Я вообще не хотел ничего плохого… Я ее любил. Очень зря, конечно, но любил.

Он отвернулся от меня и медленно побрел в сторону общежития. Конечно, не сутулился, не втягивал голову в плечи, но что-то в том, как мужчина шел, было отчаянное, усталое. Мне почудилось, будто Рене бормотал себе что-то под нос, но, когда я его догнала, поняла, что он не проронил ни единого слова — молчал и совершенно спокойно шагал вперед, глядя на маячившее недалеко кривое здание.

— Наверное, что-то в ней было хорошее? Раз ты в нее влюбился, — тихо спросила я, стараясь идти с мужчиной нога в ногу. — Не просто так же…

— Просто так, — скривился Рене. — Матильда… У нее никогда и ничего не было просто так. Я тогда был бо… Работал, в общем-то, аналитиком, — исправился он, кажется, вовремя поняв, что некоторые детали мне знать не надо. Может, я просто не была способна их понять. — И был страшным, как смертный грех.

— Ты?! Страшным?! — охнула я.

— Да. Худее в два раза, — Рене и так, мягко говоря, толстым было не назвать, и я боялась представить себе то, каким он был. Наверное, напоминал живой скелет. — Шатался, словно лист на ветру. В очках и, если тебе так уж интересно, с россыпью угрей на лбу. Юношеское, ни одно лекарство не помогало. Я как будто застрял в возрасте девятнадцати лет и тащился по свету, пользуясь только собственными мозгами.

— Но она обратила на тебя внимание?

Я все никак не могла поверить, как Рене мог выглядеть плохо. Его красота, живая и немного непривычная, уже не резала мне глаза, но я вполне могла определить, что у него — правильные, красивые черты лица, отличная фигура… Представить себе тощего, ссутулившегося очкарика было просто невозможно.

— Она на всех обращала внимание, — пожал плечами Рене. — На всех мужчин. Она так подпитывалась.

— Энергетический вампир?

— Да. Можно и так сказать. Матильда была бессмертной — но хотела быть еще вечно молодой, невянущей. Она тянула из своих любовников силу, это, считай, были доноры. Но мне тогда было плевать. Матильда была такая ослепительная и такая прекрасная, что я, как и многие другие, впрочем, просто потерял голову. Я был жутко романтичным дураком: таскал ей полевые цветы, пытался слагать стихи. К тому моменту, когда — прости за откровенность, но ты ж все равно спросишь, — у нас все случилось, я даже не влюбился, а полюбил ее. Возможно, это меня и спасло. Не знаю, что это было, но энергию она у меня не забрала. Мне показалось — повторюсь, я был наивным идиотом, — что она тоже меня полюбила. Потом я понял, что она пыталась разгадать загадку. Как? Как может существовать человек, из которого ей не удается уже по привычке пить силу? Она пыталась! О, конечно же, она пыталась — делала это профессионально, большими глотками. Но это больше походило на взаимный обмен энергией.

— А потом?

— А потом я набрал вес, привел себя в порядок, у меня встало на место зрение, и как-то оно так само собой вышло, что мужчина, отвечающий за отдел красоты и искусств, наконец-то сам стал привлекательнее жабы, — подмигнул мне Рене. — Не то чтобы это что-то значило. Не то чтобы мы с Матильдой расстались. Я продолжал ее любить, а она искала во мне неиссякаемый источник силы. Не нашла.

— Она умерла из-за этого?

— Нет, — покачал головой мужчина. — Моя сестра, Эдита, тоже из другого мира, я говорил тебе. Тогда перемещения были запрещены, и никто еще не знал, что Эди не пришла в чужой мир, а вернулась в свой собственный. Матильда приказала ее убить. Выстрелила в нее золотой стрелой — это такая, что всегда приходит к цели. Я всего лишь хотел защитить сестру. Я даже не помню… — Рене остановился и закрыл глаза. — Матильда, наверное, обняла меня сама. Она тогда смотрела на меня, как на щенка, и давала последнюю подачку. А может, ее какой-то силой притянуло. Не знаю. Стрелы не должны были причинить ей вреда. Они должны были убить меня, не бессмертную. Но когда все закончилось, она превратилась в пыль… А у меня появилось вот это, — он встряхнул песочными часами, висевшими у него на шее в виде кулона. — Вот и все. Я в курсе, что меня все считают героем-любовником, который выманил бессмертие у несчастной женщины, но хочешь правду? Если б я мог, Анна, я бы вышвырнул эти часы вместе со своим бессмертием в океан и жил бы, как нормальный человек. Потому что оно мне не нужно. Но… Всем плевать. Есть желания, а есть долг. И он превыше всего.

Слышать это было удивительно. Я не знала, как обстоят дела в этом мире, но подозревала, что за бессмертие многие были готовы отдать что угодно. Но Рене с таким искренним отвращением смотрел на песочные часы, которые сейчас сжал в руке…

— Я ответил на твой вопрос? — спокойно спросил он.

— Да. Извини, я не думала, что все так, я…