— Поромантичнее? — деловитым писклявым голосочком поинтересовалась скатерть.

— Можно и поромантичнее, — милостиво согласился Рене.

Я едва не задохнулась от гнева. Что значит поромантичнее? Мы ведь не пара! И не можем ею быть, потому что я — простая попаданка в этот откровенно странный и враждебный мир, а он здесь — Хранитель Времени, великий и ужасный, и ни о каких отношениях не может быть и речи. Я элементарно боюсь иметь с ним дело! Да, конечно, вся моя смелость и уверенность в том, что этой связи не бывать, уверенно рушилась, стоило только Рене подступить на несколько шагов ближе, но я все еще пыталась убедить себя в том, что способна быть стойкой до победного.

Он же с эталонным равнодушием дождался, пока скатерть изволит приготовить мясо и какой-то легкий салат, вытряс с нее еще две тарелки, скептически посмотрел на свечку, больше похожую на молитвенную, чем на пригодную для романтического ужина, и придвинул к столу стул.

— Присоединяйся, — улыбнулся Рене. — Где тут можно у тебя помыть руки?

— Послушай, — вновь запротестовала я, — это все очень неправильно! Мы с тобой действительно чужие друг другу лю… — я запнулась.

«Чужие люди» так и зависли в воздухе недосказанными. Рене смотрел на меня так внимательно и так спокойно, словно нагло гипнотизировал, а вдобавок еще и улыбался. У меня же банально перехватило дыхание, и в голову не приходила ни одна здравая идея по сопротивлению его врожденному магнетизму и мужским чарам. Что делают в такой ситуации гордые и независимые женщины? Хлопают дверью? Убегают вниз?

Собственно, в жизни мне ни разу так и не удалось этой гордой и независимой побывать. То есть, я, конечно, активно проявляла самостоятельность, решала проблемы, но вот между этими самыми проблемами не находилось времени на личную жизнь. Все свободные минуты уходили на заботу о дяде, а не на то, чтобы найти себе возлюбленного.

Не знаю, насколько богатым был опыт Рене, но точно побольше моего. Как минимум бессмертная Матильда! А с момента ее гибели прошло уже много времени, и не жил же он монахом эти годы…

Я сглотнула. Рене наконец-то сошел со своего места, но явно не спешил направляться в другую комнату, чтобы наконец-то перестать меня смущать. Вместо этого приблизился ко мне вплотную и протянул руку, дабы заправить непослушную каштановую прядь мне за ухо.

Не содрогнуться от его прикосновения было практически невозможно. Пальцы Рене будто обожгли мне щеку, и я непроизвольно зажмурилась, чувствуя себя так, будто меня нагло загнали в угол. Потом шумно вдохнула воздух, пытаясь как-то настроиться на здравые размышления, и севшим голосом произнесла:

— Тебе не кажется, что это немного слишком?

— Мы уже целовались, — спокойно напомнил Рене.

— Это не то же самое.

— Ты считаешь, что поцелуй — это менее страшно, чем просто попытка поправить тебе прическу? — усмехнулся мужчина.

— Нет, но… — я зажмурилась.

Так было как-то проще.

Наверное, мне пора перестать меня смотреть. С настолько красивыми мужчинами надо общаться с закрытыми глазами, чтобы не приходилось на него смотреть. Вполне возможно, тогда мне удастся оставаться сравнительно адекватной и даже не впадать в странное состояние от каждой его улыбки или случайного приближения.

— Ты меня боишься, — вздохнул Рене. В его голосе послышались нотки грусти. — Все еще считаешь, что я — убийца, который соблазняет женщин для того, чтобы получить от них что-то и куда-нибудь сбежать?

— Я такого не говорила! — воскликнула я. — Я не боюсь, я… Смущаюсь.

— Тебе неприятно?

— Нет, мне приятно, но… Ты специально это! — вдруг поняла я. — Ты ждешь, пока я скажу, что ты мне нравишься.

Пришлось открывать глаза. Рене стоял совсем близко и был такой серьезный, что я даже немного засомневалась в правильности собственных догадок.

— Как ты думаешь, — спокойно поинтересовался Рене, — много было девушек из другого мира, у которых были определенные проблемы с адаптацией и с враждебностью внешнего мира?

— Ну, полагаю, мой случай не уникален?

— Верно, — утвердительно кивнул мужчина. — А знаешь, скольких я до этого назвал своими невестами?

— Скольких?

Он улыбнулся.

— Ни одну.

И мое одуревшее от счастья сердце, посчитавшее то предложением руки и сердца, совершило безумный кульбит, ударилось где-то у меня в горле и уверенно полетело вниз, в пятки.

Я проснулся от жуткого гула, доносившегося снаружи. С трудом разлепил глаза, чтобы удостовериться — на улице все еще серо, до полноценного утра как минимум час, а Войчик, не теряя даром времени, уже успел обзавестись техникой и прибыл сюда для того, чтобы что-то снести.