— Это колодец Менгденов, — объяснил Ингвар. — Но для тебя, Рикке, это, в любом случае, пустой звук. Во всяком случае, пока.

— Держись за стену, — добавил, спустившись еще на пару ступеней. — Это неприятно, — от стен, и в самом деле, веяло ледяной стужей и инфернальным ужасом, — но, поверь, падать вниз куда хуже.

— Понимаю, — коротко ответила кронпринцесса и далее шла молча, только дышала так, словно карабкалась на Эверест.

Спуск получился долгим и мучительным, в особенности, разумеется, для Ульрики, и, отчасти так же для Варвары Менгден. Бармину тоже было не по себе, — такое уж это место, — но все-таки он приходил сюда не в первый раз, и кроме того, как стихийный маг, он был намного сильнее Варвары, а главное — являлся главой рода по праву крови, и благословение богини лежало именно на нем. Впрочем, трудно или нет, в конце концов, женщины все-таки достигли дна колодца, и тогда начался второй акт «Марлезонского балета».

Оставьте принцессу здесь, — приказала Марена Ингвару и Варваре. — Вы знаете, что делать. А я пока поговорю с «нашей Рикке».

Возможно, ему это только показалось, но в том месте, где речь зашла о «нашей Рикке», Бармину почудился отчетливый смешок. Это могло ничего не значить, но также могло кое-что означать. А что именно, иди знай. Богиню об этакой безделице не спросишь, и сама, наверняка, ничего не расскажет, даже если есть что. Бармин это уже давно понял и принял, как данность, и потому не забивал голову всякой ерундой.

— Тебе, Рикке, — сказал он, повернувшись к Ульрике, — богиня приказала оставаться здесь до тех пор, пока мы не вернемся. Обещаю, что ничего дурного с тобой в колодце Менгденов не произойдет, но, по правде говоря, будет туго. Тут уж ничего не поделаешь. Потерпишь?

— Сам же знаешь, что деваться некуда, — пожала плечами герцогиня Сконе. — Буду ждать вас здесь. Идите уже!

— Потерпи! — подошедшая к Ульрике Варвара, неожиданно для Бармина, обняла невестку и поцеловала ее в щеку. — Я здесь однажды тоже стояла, как ты сейчас, и, как видишь, жива-здорова. Все будет хорошо.

— Верю, — чуть поежилась принцесса. — Возвращайтесь быстрее, пожалуйста… Я буду ждать.

На этом и расстались. Рикке осталась стоять на дне колодца, — одна в жарком отливающем кровью мареве, буквально «выпивавшем» свет даже из довольно сильного «фонарь» кронпринцессы, — а Ингвар с сестрой прошли в Жертвенный коридор. Здесь сражаться с силой Источника пришлось уже Варваре, но она держалась молодцом, и минут через десять они все же достигли нижнего края тропы-серпантина, вьющейся вокруг Протуберанца. Здесь внизу, буквально в нескольких метрах от входа в Алтарный зал, — а он теперь был открыт перед обоими и выглядел, как вытянутая по вертикали стреловидная арка, — справа в стене появился новый отнорок или, лучше сказать, грот: широкая, но неглубокая пещера, выход из которой в Жертвенный коридор был перекрыт железной решеткой.

— Ты первая! — Бармин поднял чуть выше свой «лампион» — сгусток голубоватого холодного огня, — и осветил лежащие на каменном полу тела.

На первый взгляд, могло показаться, что эти мужчины мертвы, но это было не так. Они действительно почти не шевелились, хотя, если присмотреться внимательнее, можно было заметить какие-то слабые движения их рук и ног. А еще они издавали порой едва слышные глухие стоны. Вчера, когда Ингвар и Варвара доставили смертников к колодцу Менгденов, мужчины сразу же начали кричать и корчиться, словно испытывали нестерпимую физическую боль. Возможно, так все и обстояло, — обычным людям не место рядом с таким мощным источником силы, — но у Бармина не было к этим мужчинам ни грана сочувствия. Все четверо являлись убийцами, садистами и насильниками, и, по мнению Ингвара, хорошо знакомого с их следственными делами, не заслуживали, по совокупности содеянного, ни снисхождения, ни сочувствия. Конечно, где-нибудь в Америке или Европе его прежнего мира этих подонков, скорее всего, даже не казнили бы. Хотя, в некоторых штатах смертная казнь все еще существовала, но даже там это была целая история — довести приговор до исполнения. В мире же Ингвара Менгдена все было предельно просто: голову могли отрубить даже аристократу, — было бы за что, а топор найдется, — тем более, никого не удивляло повешение уголовных преступников. Впрочем, говоря по совести, Бармин предпочел бы казнить душегубов, не откладывая, и без театральных эффектов, но богиня требовала жертвоприношения по всем правилам, и он просто не мог ее ослушаться. Таковы были правила игры.