Впрочем, сейчас Бармин в табаке и алкоголе не нуждался, — успел накуриться, да и выпил порядочно, — зато быстро восстанавливающий свои кондиции организм остро чувствовал потребность в женщине. Поэтому сбросив халат, Ингвар тут же взялся за извлечение Ольги из скрывающих ее божественное тело одежд. Дело это ему нравилось еще в его прежней жизни. Черт его знает отчего, но он предпочитал раздевать женщину сам, хотя никогда не отказывался от полноценного стриптиза. Было в этом действе что-то невероятно возбуждающие. Не просто эротика, а полноценная прелюдия к нерядовому сексу. Увы, в жизни Игоря Викентиевича таких случаев было до обидного мало, в особенности, после того, как он женился. С женой они чаще всего встречались уже в постели, когда «для снять» на ней оставалась обычно одна лишь ночнушка. Максимум — ночнушка и трусики, и то, только если у супруги было игривое настроение. Сейчас же на Ольге было более чем достаточно одежды: шерстяной кардиган, платье, шелковая комбинация, пояс с чулками, не говоря уже о туфлях, и, разумеется, кружевные бюстгальтер и трусики. Что называется, снимай — не хочу! Ну, Бармин и наслаждался, раздевая женщину «тряпочка за тряпочкой», медленно и со вкусом, по ходу дела, касаясь ее тела тут и там, оглаживая округлости и целуя особенно понравившиеся ему места. Причем, чем дольше он этим занимался, тем сильнее хотел Ольгу, да и она уже, считай, поплыла. Дышала тяжело и хрипло, и даже постанывать, вроде бы, уже начала. И вот как раз в тот момент, когда руки Бармина дошли наконец до черных кружевных танга[2], - а «либидо»[3] готово было пойти из ушей паром, — в предбанник пожаловала герцогиня Сконе.

За спиной Бармина открылась и закрылась дверь в тамбур, затем последовала короткая пауза, — пара мгновений, потребовавшихся Ульрике Катерине, чтобы оценить обстановку, — и вот уже, преодолев в пару шагов расстояние, отделявшее ее от Ингвара и его четвертой жены, кронпринцесса зашла Ольге за спину и, прижавшись к ней всем телом, включилась в игру: стала ласкать кончиками длинных пальцев только-только освободившуюся от бюстгальтера грудь. Бармин этого не видел, скорее угадывая движения своей первой жены. Он в это время уже стоял на корточках, медленно стягивая трусики по бедрам женщины и сопровождая их движение догоняющими поцелуями в низ живота, в гладко выбритый, вернее магически эпилированный лобок, в сладкую складку — туда, где начинается бедро. И оторвался он от этого занятия только добравшись до колен, перецеловав которые, он отстранился, чтобы увидеть во всей красоте дело рук своих. Увидел, восхитился открывшимся перед ним видом, а тут и Ольга оперлась ему на плечи, чтобы окончательно освободиться от «пут» на своих великолепных, можно сказать, безукоризненных ногах.

— Ох! — выдохнула она, отбрасывая ногой ставшие вдруг ненужными трусики и сжимая пальцами плечи Ингвара, все еще остающегося в «нижней стойке».

— А меня? — подала голос первая жена. — Меня тоже разденешь или самой придется мучиться?

— Я… — дрожащим голосом ответила ей Ольга, хотя вопрос был явно адресован не ей, а Бармину. — Я сама тебя… раздену… Если не возражаешь!

Говорить Ольге было трудно, но она все-таки с этим справилась.

— Почту за честь, — улыбнулась Ульрика Катерина.

— Чур, я тогда, буду на это смотреть, — усмехнулся Бармин, который, на самом деле, предпочел бы, чтобы одна из его жен, ну или обе две по очереди, утолили его страсть губами и языком, но он был интеллигентным мужчиной и решил немного подождать, тем более, что зрелище предполагалось весьма любопытное, а отсосать они могут и позже. Вечер в самом разгаре, и это, ничего не говоря еще про ночь.

Он встал в полный рост, отшагнул назад, бросив короткий взгляд вниз, на свое «восставшее мужское естество», и, оставшись довольным увиденным, посмотрел на женщин. Нагая Ольга как раз начала разворачиваться лицом к Ульрике Катарине, и Бармин счел за лучшее отступить от них к дальней стене, — чтобы смотреть было удобнее, — уселся на табурет и, протянув руку к столу, взял, не глядя, первую попавшуюся бутылку. Оказалось, он выбрал вполне удачный для бани паллиатив[4]: не вино и не водка, а просто крепкое пиво в полулитровой бутылке темного стекла с бугельной пробкой[5].

«Матвеевское крепкое», — прочел Бармин и попытался вспомнить, что это за пиво. Но думать было сложно — отвлекали ласкающиеся женщины. Впрочем, он все-таки вспомнил. Это пиво было похоже и по цвету, — бронзовый, — и по крепости, и по способу приготовления на то, что в его прошлой жизни называлось Пейл эль[6]. Однако ни выпить пива, ни насладиться сценой лесбийского секса не удалось. Бармин только и успел, что открыть бутылку, а кронпринцесса избавиться от бюстгальтера, когда дверь открылась и к ним в предбанник ввалилась целая толпа сильно выпивших женщин.

— Ой, а чем это вы тут занимаетесь? — «удивилась наивная» Елена, Дарена прыснула в кулачок, а Мария обратила внимание на то, на что и надо было им всем сразу посмотреть.

— Ого! — сказала она. — А стоит-то как!

— Ну, вы и живодерки! — с укоризной посмотрела она на Ольгу и Ульрику. — Вы что совсем без понятия? У мужика стоит, а они лижутся, понимаешь!

— А давайте, я ему помогу! — вызвалась осмелевшая в последнее время Дарена.

— А ты ему как помогать собралась? — поинтересовалась Елена. — Верхними губами или нижними?

Девки заржали, — судя по всему, выпито было более чем достаточно, — и Бармин решил, что теперь — «только мыться». Заниматься сексом у всех на глазах, да еще и с комментариями, советами и замечаниями, — а по-другому, похоже, и быть не могло, — ему не хотелось. До такого разврата он пока не дошел.

— Цыц! — сказал он веско, заставив женщин замолчать. — Раздевайтесь, и будем мыться. Секса сегодня не будет, только стриптиз.