— Тогда нам не о чём разговаривать. — Бродяга хотел встать, но твёрдый голос доктора его всё же остановил.

— Я сомневаюсь, что вы найдёте кого-то более квалифицированного, чем я. Тeмномагические проклятия, руны плоти, кровавые ритуалы и их последствия… без лишней скромности: в Новом свете никто лучше меня в них не разбирается. — Шмидт говорил твёрдо, глаза его горели нескрываемой гордостью.

Сириус перевёл взгляд на Гарри, рассматривая его и его шрам. Чёрные глаза крёстного были серьёзны как никогда; он будто что-то понял и сейчас мысленно решался на следующий шаг. На миг в глазах Сириуса промелькнуло сожаление, но Гарри не понял, с чем оно было связано.

— Я заплатил вам достаточно, чтобы всё, что тут будет сказано, осталось только между нами, верно? — Бродяга заулыбался, отворачиваясь от Гарри.

— Конечно же! — заверил его Шмидт. — Тогда… Гарри, прошу, располагайся. — Доктор указал рукой на кушетку, а сам в это время достал очки без линз из кармана своего халата.

Гарри совсем неуверенно лёг на твёрдую кушетку, ощущая холод материала даже сквозь одежду.

Шмидт поманил пальцем, и сверху приблизилась лампа, зависнув точно над головой Гарри. Стефан нажал на какую-то кнопку на ней, но та не загорелась. Совсем ничего не произошло. Но для доктора что-то явно стало понятнее. Он заохал и, привстав, наклонился над лицом Гарри, рассматривая шрам.

— Что вы знаете о своём шраме, мистер Поттер? — Шмидт откинулся обратно на стул, опустив очки на нос. Он с прищуром смотрел на Гарри.

— Что его мне оставил Тот-Кого-Нельзя-Называть, когда пытался убить, — пожал плечами Гарри, пытаясь не морщиться в ответ на цепкий взгляд доктора.

— Что-нибудь ещё? — подбодрил его немец.

— Директор Дамблдор говор… — продолжил Гарри.

— Ах, Дамблдор! — неожиданно его перебил Шмидт, недовольно фыркая. — Я слышал, он погиб? Тогда у нас назначено рандеву в аду, — явно припомнил что-то нехорошее доктор, отчего поморщился и поджал губы. — Так что он там говорил?

— Что мама наложила на меня заклинание любви, когда погибла…

Не выдержав, Шмидт зло засмеялся, с хрипотцой. Гарри перевёл взгляд на крёстного, едва сдерживаясь, чтобы не шандарахнуть по доктору каким-нибудь заклинанием. Сириус был напряжён, хотя его поза не изменилась, не говоря уже о лице, но Гарри чувствовал, как кровь горит в жилах Бродяги. Крёстный едва заметно отрицательно поводил головой, попросив этим не делать глупостей.

— Теперь я понимаю, почему вас хотят сжечь, — бросил Гарри, всё-таки не сдержавшись.

— Прошу прощения, — отсмеявшись, проговорил Шмидт, — я вовсе не хотел вас обидеть, мистер Поттер. И я не смеялся над гибелью вашей матушки. Это ужасная трагедия. Моя geliebte Mutter тоже погибла, спасая меня. Я смеялся над словами вашего директора, не более. — Никакого раскаяния Шмидт не показывал, глаза его всё ещё были холодны как лёд. — Скажите, мистер Поттер, как много матерей отдали свои жизни, спасая своих детей? — Это был явно риторический вопрос, ибо немец продолжал, не давая вставить ни слова: — Быть может, ваша мать любила вас больше, чем любая другая мать любит своего ребенка?

— Нет, но… — попытался возразить Гарри, но его вновь перебили.

— Или любовь её была особенной? Такой, что может даровать защиту от Непростительного заклятия? Может, вы считаете себя особенным? — Шмидт явно не испытывал приязни к Гарри, скорее даже чувствовал неприязнь к нему и его словам.

— Нет, но…

— Тогда не нужно говорить глупости о «заклинаниях любви», — в конце передразнил Гарри Шмидт.

— Вы определили, что не так со шрамом Гарри? — вмешался Сириус, пытаясь сбить накаляющуюся атмосферу.

— Ещё нет, — отмахнулся от него Шмидт. Он сделал замысловатое движение рукой, и по краям кушетки загорелись до этого невидимые руны, отливая красным. — Что вас заставило обратиться ко мне?

Гарри обернулся к Сириусу. Бродяга, задумавшись на несколько секунд, всё же кивнул крестнику, соглашаясь рассказать правду.

— Иногда я вижу Его глазами, — стал говорить Гарри, — шрам начинает болеть, когда я злюсь.

— Видеть глазами другого человека — это ненормально, — покивал головой Шмидт, кажется, даже не удивившись этой информации, — что-то ещё? Необычное, что связывает вас и вашего врага?

— Парселтанг.

— В семье Поттеров никогда не было никого с этим даром, — дополнительно рассказал Сириус.

— Это вполне могло перейти от вашей матери, — пожал плечами Шмидт. — Она ведь маглорождённая, верно?

— Да, — подтвердил Гарри.

Стефан кивнул, пояснив, что кто-то в предках Эвансов вполне мог быть магом, владевшим языком змей.

— В любом случае я вижу лишь сгусток тьмы. Ничего больше. Это может быть всё что угодно. — Шмидт откинулся назад и снял очки. Руны погасли, а лампа отъехала назад к стене.

— Значит, всё это бесполезно? — недовольно выдохнул Сириус.