— У вас максимум полгода, — генерал кивнул старшине, показывая на выход. — А до вечера можете подумать. Отказ… не принимается.

— А о чём думать до вечера?! — удивился Глушко.

— Об условиях для своей работы, майор, — жестко ответил Ткачёв. — Или вы подумали, что я все это затеял ради развлечения?!

Когда генерал со старшиной ушли, Глушко вопросительно взглянул на Воронкова. Тот ответил ему тем же.

— Порфирич, ты что-нибудь понял?!

Глушко встал и вышел из комнаты на веранду. Воронков потянулся за ним. На веранде сидел невысокий мужик в потёртой телогрейке и чистил картошку, сбрасывая очистки в эмалированный таз.

— Вам же сказали до вечера подумать, — глухо сказал мужик, воткнув ножик в стол. — Разворачивайтесь…

Послышался скрип снега и на веранду вошла худощавая женщина с ведрами. Поставила их на пол.

— Что за делегация? — спросила у мужика.

— Наверное, на станцию хотят…

Воронков первым шагнул к ступенькам с веранды, но проходя мимо женщины, вдруг согнулся пополам и, хрипя, повалился на пол. Через секунду Глушко почувствовал, как ему сжали горло, будто стальными тисками. Он зажмурился, стараясь вдохнуть хоть немного воздуха.

— Смотри на меня, — послышался зловещий шёпот.

Сергей Порфирьевич открыл глаза и увидел перед собой лицо женщины, державшей его за горло. Её глаза были мертвенно белёсы и два черных зрачка будто высверливали дырку во лбу Глушко. Он не мог пошевелиться, он не мог что-то сказать, только шлепал губами, как рыба, вытащенная из воды.

— Вам же сказали подумать до вечера, — прошептала женщина, не моргая. — Если не хотите думать, тогда нахрен вы, вообще, нужны…

— Браво, Андрей! Вы проделали огромную работу!

В тихий августовский вечер на конспиративной квартире Гурам Ефимович Толь просмотрел схемы, предоставленные ему Ткачёвым.

— Что я могу сказать со своей стороны… Пока не вижу ни одного кандидата, способного заменить Брежнева. Ну, пожалуй, только сам Юрий Владимирович нацелился на кресло Генерального секретаря Партии. Это даст ему немного времени, но, Андрей… Нет у Андропова кадров, способных кардинально изменить положение в стране. Нет! Страна очень большая, а перестановки надо делать быстро. Нет, не успеет Андропов.

— Хорошо, — Ткачёв хлебнул чай из большой кружки и с сожалением посмотрел на половину торта «Птичье молоко». Толь имел феноменальную способность поедать торты незаметно для окружающих. — Как вы думаете, где в цепочке под названием «руководство СССР» самое слабое звено?

— Не поверите, — щелкнул языком Гурам Ефимович. — Сам Брежнев и его дочь. Слишком многое он позволил Галине за восемнадцать лет своего управления. А самое неприятное, что он сделал своё управление фундаментальным, кажущимся незыблемым. И в глазах народа, и в глазах партийных функционеров. Вы думаете, что этого не понимают там — на Западе?! Очень хорошо понимают, и непременно этим воспользуются.

— Каким образом? — не понял Ткачёв. — Как можно расшатать такого исполина, как Советский Союз?!

Толь злорадно захихикал.

— А кто вам сказал, Андрей, что СССР — это некий исполин? Вот скажите, а на чём держится идея построения коммунизма?

Андрей Викторович задумался. Ему и в голову никогда не приходило думать об этом. Он жил и работал, считая социалистическое общество самым прогрессивным. Это было данностью. Зачем об этом думать?!

— Не утруждайтесь, Андрей, — Толь отправил в рот приличный кусок торта, зажмурился от удовольствия. — Вот вы можете зайти в кондитерский цех ресторана «Прага» и принести мне фирменную выпечку просто так. А большинство людей не могут позволить себе такое даже в праздник. Вы думаете, что это нормально?!

— Наверное, нет. Но ведь нужно стремиться к тому, чтобы любой желающий смог иметь такой торт на праздник.

— И вы думаете, что такое возможно?

— А почему нет?!

— Да, потому что у вас нет ничего, чтобы сделать такое возможным! Нет инфраструктуры, позволяющей выпекать и продавать такое количество тортов, чтобы удовлетворить всех желающих. А на Западе она есть. Там уже давно другой подход к решению различных задач. Более гибкий и продуктивный. А мы у них не учимся. Решили, что сделаем коммунизм в отдельно взятой стране, и прём, как ослы. А как сделаем, чем сделаем, когда сделаем… никто не знает.

Ткачёв нахмурился.

— Выходит по-вашему, что коммунизм в СССР делать не надо?! Страна относительно недавно спокойно вздохнула после войны…