под силу.

Если же и это тебя не убеждает, – добавил маг, посмотрев на

Гэлдора, – то есть еще одна, главная, проверка. Вы все видели Кольцо

невысокликов – золотое, круглое и без всякой гравировки. Однако, когда

его подержишь над огнем – хотя не каждый на это осмелится, – четко

проступает Наговор Врага. Однажды я бросил Кольцо в камин, и вот что

мне удалось прочитать:

Эш назг дурбатулук, эш назг гимбатул, эш назг тхратулук, агх

вырзым-иши кримпатул!

Голос мага вдруг стал зловещим – глухо и монотонно прозвучали

слова, но гулко и мощно раскатились по залу, – и содрогнулись могучие

стены Замка, и подернулось дымкой яркое солнце…

– Ни разу не звучал этот язык в Имладрисе, – проговорил Элронд,

когда настала тишина и участники Совета перевели дыхание.

– И надеюсь, больше ни разу не прозвучат, – ответил Гэндальф

Владыке Раздола. – Но я не прошу у тебя прощения, ибо от меня,

Гэндальфа Серого, потребовали доказательств моей правоты. А для того, чтобы звуки этого языка не затопили навеки западные земли, надо

запомнить, что Кольцо невысокликов – это, как в древности определили

Мудрые, Сокровище Сокровенной Мощи Врага. Во тьме Черных Лет эльфы

Остранны впервые услышали мрачное заклинание:

А Одно – Всесильное – Властелину Мордора,

Чтоб разъединить их всех, чтоб лишить их воли

И объединить навек в их земной юдоли

Под владычеством всесильным Властелина Мордора.

И поняли, что попали в сети предательства.

Да, многое рассказал мне Горлум, хотя говорил он невнятно и

неохотно. Ему удалось пробраться в Мордор, где он был пойман

прислужниками Врага, и у него выпытали решительно все, и Враг знает, что Кольцо нашлось, долгое время хранилось в Хоббитании, а потом опять

куда-то исчезло. Однако скоро ему станет известно – а быть может,

известно уже и сейчас, – что хоббиты переправили Кольцо к эльфам, ибо

девять Призрачных прислужников преследовали Фродо до самого

Раздола…

* * *

– Так он, этот Горлум, маленькая тварь? – прервал затянувшееся

молчание Боромир. – Маленькая тварь, но большой лиходей? И к какой

участи его приговорили?

– Он заключен под стражу в Северном Лихолесье, только и всего, –

ответил Арагорн. – Ему пришлось немало претерпеть. У Врага его, по-

видимому, страшно пытали, и он до сих пор не избавился от ужаса. Однако

я рад, что его охраняют – и не кто-нибудь, а бдительные эльфы Лихолесья.

Отчаяние и ненависть, горечь и страх сделали его неимоверно опасным, так

что, если б он был на свободе, я не удивился бы любому злодейству, совершенному этим злосчастным существом. Да и вряд ли его отпустили из

Мордора без какого-нибудь черного Вражьего умысла. А ему, на вид

удивительно хилому, ненависть придает недюжинные силы!

– Меня прислали с горестным известием, – внезапно воскликнул эльф

Леголас, – но его поистине страшный смысл я понял только на

сегодняшнем Совете. Дело в том, что Смеагорл, прозванный Горлумом,

сумел погубить своих стражников и скрылся.

– Скрылся? – удрученно вскричал Арагорн. – Это действительно

зловещая новость. Как же случилось, что эльфы оплошали?

– Наша доброта обернулась беспечностью, и он удрал, – сказал

Леголас. – Но, по всей вероятности, узнику помогли – а это значит, что о

наших делах известно кому-то за пределами Лихолесья. Мы добросовестно

охраняли Горлума, хотя нам не нравится роль охранников; но, уходя,

Гэндальф попросил Трандуила не углублять черного отчаяния узника, и мы

выпускали его прогуляться, чтобы не держать в подземелье все время…

– Ко мне вы отнеслись гораздо суровей, – сверкнув глазами, перебил

его Глоин. Он вспомнил свое заточение у эльфов – его-то все время

держали в подземелье.

– Успокойся, мой друг, – вмешался Гэндальф. – Не надо вспоминать

улаженных ссор. Если мы допустим, чтоб эльфы и гномы начали считаться

старыми обидами, Совет никогда не будет завершен.

Глоин встал и молча поклонился, а эльф продолжил прерванный

рассказ:

– В погожие дни мы приводили узника на поляну с огромным деревом

посредине, и он, вскарабкавшись высоко вверх, подолгу сидел там,

скрытый листвой, а стражники ждали его внизу. Но однажды он отказался

слезть; стражникам не хотелось стаскивать его силой – он умел намертво