впереди черный, с кругами водоворотов, поток, перерезавший серую

полоску дороги.

– Это Белогривка! – воскликнул Леголас. – О ней сложено немало

песен, и мы, северные лесные эльфы, до сих пор поем их, не в силах забыть

вспененные гривы ее водопадов, радужные днем и синеватые ночью, гул

серебряных, с чернью, перекатов да безмолвную глубину ее темных

омутов. Но некогда обжитые берега Белогривки давно пустуют, Белый

Мост разрушен, а эльфы оттеснены орками на восток. Подождите меня, я

спущусь к воде, ибо говорят, что эта река исцеляет грусть и снимает

усталость. – Эльф спустился по крутому берегу, изрезанному множеством

небольших бухточек, вошел в воду и крикнул спутникам: – Здесь

неглубоко! Спускайтесь и вы! Давайте переправимся на южный берег. Я

вижу удобную для ночлега поляну. И быть может, под говор белогривого

водопада нам всем привидятся приятные сны.

Путники спустились вслед за Леголасом. Фродо вступил в прохладную

воду – здесь, на перекате, река была мелкой – и ощутил, что уныние, грусть, усталость, память о потерях и страх перед будущим, как по

волшебству, оставили его.

Хранители медленно перешли Белогривку (из нее не хотелось

выбираться быстро), вскарабкались на обрывистый правый берег,

приготовили еду и спокойно поели, а Леголас рассказал им несколько

преданий о Кветлориэне древних времен, когда весь мир Средиземья был

светел и над шелковыми лугами Великой Реки ясно спали звезды и солнце.

Когда он умолк, в ночной тишине послышался монотонный шум

водопада, и постепенно Хранителям стало казаться, что они различают

голоса эльфов, поющих какую-то грустную песню.

– Эту речку назвали Белогривкой люди, – после долгой паузы сказал

Леголас, – а по-эльфийски она называется Нимродэлью, что значит Дева с

белыми волосами. Про нее сложена печальная песня, и мы часто поем ее на

нашем северном наречии, потому что сложили эту песню у нас; но эльфы

Элронда тоже ее поют – на всеобщем языке, – и вот как она звучит:

Расцветом утренних надежд,

Звездою заревой,

В светлейшей белизне одежд

С каймою золотой,

Сияя, будто лунный след

Перед ненастьем дня,

От тленья угасавших лет

Кветлориэн храня,

Ясна, лучиста, как листок

На ясене весной,

Свободна, словно ветерок

В бескрайности степной,

Над серебристою рекой

Бродила Нимродэль,

И смех ее в тиши лесной

Звенел, как птичья трель.

Но засыпает серый прах

Следы ее шагов:

Ушла – и сгинула в горах,

Когда у берегов

За цепью золотистых скал,

Где жарок небоскат,

Ее корабль эльфийский ждал —

Ждал много дней подряд.

Но тщетно ждали моряки

И Эмрос – рулевой;

Однажды ночью ветерки

Скрутились в грозовой,

Изодранный громами шквал,

И он взъярил отлив,

И вмиг корабль на юг угнал,

Едва не утопив.

И в клочьях пены штормовой

Лишь очертанья гор

Увидел утром рулевой,

И проклял он с тех пор

И вероломство кораблей,

И горечь перемен —

Удел бессмертных королей, —

И вечный Лориэн.

И, словно чайка в небесах,

Метнулся он за борт

И с ветром в светлых волосах

Поплыл, как лебедь, в порт,

Где южные закаты спят

И брезжится заря

Эльфийского пути назад

В Предвечные Края.

Но Запад и Восток молчат

О древнем короле,

И смог ли он доплыть назад,

Не знают на земле…

Голос у Леголаса нежданно пресекся.

– Дальше я петь не могу, – сказал он. – Это только часть нашей давней

песни, но остального я, к сожалению, на память не знаю. Песня очень

грустная: она рассказывает о том, как Кветлориэн затопила печаль, когда

морийцы, добывая мифрил, невольно разбудили злое лиходейство, а

Нимродэль погибла в Белых горах…

– Гномы не совершали никаких лиходейств! – перебив Леголаса,

воскликнул Гимли.

– Правильно, я и не сказал – совершили, – откликнулся эльф, – я сказал

– разбудили. Лиходейство бессильно перед Перворожденными, но, когда

оно проснулось, многие эльфы решили покинуть Кветлориэн – Лориэн

Цветущий на всеобщем языке, – и по дороге к Морю Нимродэль погибла…

Говорят, – помолчав, продолжал Леголас, – что Нимродэль, как и все

лориэнские эльфы, жила на вершине громадного дерева; недаром эльфов из

Кветлориэна называют древесянами, или галадриэммами. Возможно, они и

сейчас так живут, ибо в глубине Лориэнского Леса растут редкостно

могучие деревья.