ощущал чуть заметный запах приуснувшей на зиму, но живой травы,

слышал и шепот ясеневой листвы, и перекличку птиц, и журчание ручьев, и

спокойный плеск полноводной Ворожеи. Когда Отряд пересекал поляны,

он чувствовал на щеках солнечный свет, хотя зимнее солнце не было

жарким.

Еще над Ворожеей ему вдруг почудилось, что он уходит из

сегодняшнего мира, как будто шаткий мостик был перекинут через три

эпохи и вел к минувшим Предначальным Дням. В Стэрре это странное

ощущение усилилось – возможно, из-за плотной повязки на глазах, – и

Фродо не мог отделаться от мысли, что вокруг него оживает прошлое. В

Раздоле все напоминало о прошлом, а здесь оно было живым и реальным;

злоба и лиходейство, печаль и страдания хоть были и не властны над

северными эльфами, но уже подступили к Раздолу вплотную, а Лориэн жил

так, будто зло еще не родилось.

Хранители без отдыха шагали за Хэлдаром, пока заметно

посвежевший ветер не принес им весть о наступлении вечера. Они поели и,

завернувшись в одеяла, спокойно уснули на мягкой лужайке, заслоненной

от северного ветра кустами, – Хэлдар не разрешил им снять повязки, так

что на дерево они влезть не могли, а про орков почему-то даже не

вспомнили. Наутро они снова пустились в путь и сделали привал только

после полудня. Поев, они уже собирались трогаться, как вдруг услышали

эльфийские голоса.

К северо-западным границам Леса двигался сильный заградительный

отряд, чтобы отразить нападение орков, если они снова сунутся в Лориэн;

некоторые вести, принесенные воинами, Хэлдар кратко пересказал

Хранителям. Орки, попытавшиеся их настичь, были уничтожены в Тайных

Чащобах; эльфы видели странное существо, вроде бы двуногое, но похожее

на зверя; поймать пришельца эльфам не удалось, а стрелять в него издали

они не хотели – вдруг это просто безобидный звереныш? – и пришелец

удрал вдоль реки на восток. Хранители удивились беспечности эльфов, но

Хэлдар объяснил им, что настоящие лиходеи решаются проникать в Лориэн

только ордами, а значит, пришелец был и правда зверенышем.

– Но главного вы еще не слышали, – сказал Хэлдар. – Владыки

Лориэна разрешили вам всем – даже гному! – идти с открытыми глазами.

Похоже, что они знают каждого из вас. Быть может, пока меня не было в

Лориэне, от Элронда прибыл новый гонец. – Гимли он первому снял

повязку. И, поклонившись, воскликнул: – Не гневайся, друг! С тех пор как

настали Черные Годы, ни один гном не бывал в Лориэне. Тебе оказана

высокая честь!

Вскоре сняли повязку и с Фродо. Он открыл глаза и взволнованно

огляделся. Хранители стояли на огромном лугу. Слева от них возвышался

холм, покрытый ярко-изумрудной травой. Холм венчала двойная диадема

из высоких и, видимо, древних деревьев, а в центре росло еще одно дерево,

громадное даже среди этих гигантов. Это был мэллорн – исполинский

ясень – с белой дэлонью в золотистой листве. Внутреннее кольцо

древесной диадемы образовывали тоже исполинские ясени, а внешнее –

неизвестные хоббитам деревья с необыкновенно стройными белыми

стволами и строго шарообразными кронами, но без листьев. Изумрудные

склоны округлого холма пестрели серебристыми, как зимние звезды, и

синими, словно крохотные омуты, цветами, а над холмом, в бездонной

голубизне неба, сияло ясное послеполуденное солнце.

– Перед вами Курган Горестной Скорби, – с печальной гордостью

проговорил Хэлдар. – Под ним, как утверждают наши предания, на месте

своего лориэнского жилища, похоронен первый властитель Лориэна – или,

по-вашему, Благословенного Края – Эмрос, переселившийся сюда из

Эльдара. Здесь даже в самые суровые зимы не увядают эльдарские всегда

живые цветы и шелестит о прошлом вечнозеленая трава. Отдохните, нам

остался один переход, вечером вы предстанете перед нашими Владыками.

* * *

Усталые Хранители прилегли на траву, но Фродо ошеломленно

озирался по сторонам, не в силах лечь или даже пошевелиться. Он смотрел

на канувший в прошлое мир, освещенный навеки исчезнувшим светом, и

этот поразительно древний мир, открываясь его изумленному взгляду, как

бы на его же глазах и рождался. Он видел лишь знакомые ему цвета –

белый, желтый, зеленый, синий, – но они были такими свежими и яркими,

словно явились ему здесь впервые, а он, разглядев их, дал им названия. Тут